Голос из прошлого (Луна над Каролиной)
Шрифт:
— Я навещу его, тетушку Бутс и Уэйда, — пообещала Тори.
Она расцеловала бабушку в обе щеки.
— И перестань обо мне беспокоиться.
— Да я уже начала по тебе скучать. Дай мне руки. — Тори заколебалась, но Айрис крепко их сжала и так пристально поглядела на внучку, что лицо ее словно расплылось в тумане. Айрис не обладала даром ясновидения, как Тори, она могла различать только цвета и формы. Серый цвет — беспокойства, мерцающий розовый — возбуждения, тусклый синий — печали. И сквозь эту пелену темно-красный — цвет любви.
— Все будет в порядке, — и Айрис в последний раз сжала ее руки. — А если я тебе
— Я всегда это знала, ба.
Тори села в машину и глубоко вздохнула.
— Не говори им, где я.
Айрис кивнула, зная, что внучка говорит о родителях.
— Не скажу, не беспокойся.
— Я люблю тебя.
И Тори отвела взгляд и уже смотрела только вперед.
По сторонам дороги разворачивались и убегали вдаль нежно зеленеющие поля. Земля никогда не имела над ней той власти, что испытывают некоторые люди. Тори любила посадить какой-нибудь цветок в саду, но страстного желания чувствовать землю под своими руками, ухаживать за посевами и любовно собирать урожай — этого она не ведала. Больше всего ей нравилось видеть, как все растет.
Аккуратно возделанные и ухоженные поля уступали место дубравам, где деревья были увиты мхами, зарослям сумаха, лентам темноводных рек, которые нельзя приручить насовсем. От земли шел густой запах. Удобрения и болотная топь. Они в большей степени запах Юга, чем аромат магнолий. Ведь она, между прочим, в самом сердце Юга. Ухоженные парки и аккуратные лужайки — его парадная сторона, на самом деле он живет трудом и потом и своими таинственными реками.
Тори ехала проселочными дорогами: ей хотелось побыть в одиночестве, но с каждой милей она все более ощущала себя связанной с окружающим миром.
На западной окраине Прогресса вдоль дороги потянулись дома с опрятными дворами, где зелень поддерживалась подземными оросителями. На подъездных аллеях стояли автомобили последних марок, а тротуары были широкие и гладкие. Наверное, размышляла Тори, дома принадлежат молодым парам с двойным доходом, которые хотят иметь красивый и удобный дом в пригороде, чтобы здесь завести настоящую семью. Вот эти люди должны стать ее покупателями. Умелой рекламой и красочными витринами она завлечет их в свой магазин.
Интересно, живет ли в этих домах кто-нибудь из тех, кого она знала в детстве? Помнят ли они, что тогда ей было известно нечто, чего не полагалось знать?
«Память коротка», — напомнила себе Тори. И даже если некоторые что-то и помнят, она все равно найдет способ использовать эти воспоминания во благо своему делу.
При приближении к центру города она сразу же увидела шпиль церкви. Бесчисленные часы она провела, сидя на жесткой скамье и отчаянно вникая в смысл проповеди, потому что перед ужином отец обязательно устроит ей допрос, и, если ответы будут плохие, не замедлит жестокое наказание.
Восемь лет она не переступала порог церкви.
«Не думай о прошлом, — приказала себе Тори, — думай о настоящем». Однако настоящее сейчас очень напоминало прошлое: так мало что изменилось за эти годы на окраине Прогресса.
Она повернула на Оук-стрит, сплошь застроенную особняками, большими и красивыми, окруженными старыми раскидистыми деревьями. За несколько лет до ее отъезда из Прогресса в этот район переехал дядя. «На деньги своей жены», — с ядовитой горечью подчеркивал отец.
Тори не разрешали
Дядя, наверное, на работе, он по-прежнему управляющий банком и был им, насколько хватало ее памяти, всегда. И хотя Тори очень любила свою тетю, она была не в настроении слушать шепоток Бутс и видеть ее трепетные руки. Тори свернула на другую улицу, с домами поменьше, и выехала к новому угловому универмагу. Многое изменилось в ее родном городе за шестнадцать лет. К средней школе сделали пристройку, и там, где когда-то теснились убогие, ветхие домишки, теперь раскинулся премиленький сад. Среди старых заслуженных деревьев-ветеранов росли молодые, а в бетонных чашах распускались цветы.
Да, окрестности казались красивее и опрятнее, чем ей запомнилось. Интересно, многое ли изменилось внутри под новой яркой лакировкой?
Повернув к рынку, она почему-то обрадовалась, что «Магазин Хэнсона» стоит на прежнем месте и вывеска все та же, старая, потрепанная непогодой, и витрина по-прежнему заклеена разноцветными объявлениями. И внезапно сладкий вкус виноградного шербета наполнил рот, и она улыбнулась. Парикмахерская поменяла хозяйку, теперь она называлась не «Салон красоты Лу», а «Современные прически». Но рыночная забегаловка была на прежнем месте, и Тори показалось, что те же старые официанты сидят на пороге и болтают о всякой всячине. Посередине квартала, между хозяйственным магазином Роллинза и цветочным, все так же стояла старая бакалейная лавка. Вот здесь она и остановится. Тори вылезла из машины, и ее сразу охватила полуденная жара. Наружный вид лавки нисколько не изменился: все те же старые кирпичи, скрепленные насмерть серой, как дым, глиной. Окно высокое, широкое, грязное от дорожной пыли. Ну, она это все скоро изменит.
Дверь была по-прежнему стеклянная и скрипучая. «В первую очередь ее надо привести в порядок», — решила она и вынула блокнот. Снаружи она поставит узкую скамью с железной узорчатой спинкой. А около нее будут красоваться горшки с красной и белой петунией. Над входом она прикрепит вывеску: «Южный комфорт». Внутри же покупателей будет ожидать стильно оформленный салон. Мысленно она уже хозяйничала в помещении, заполняя полки, расставляя столики и лампы. Тори не слыхала, как кто-то ее окликнул, и упала бы от неожиданности, если бы ее вовремя не подхватили. Кровь прихлынула к лицу, бешено зачастил пульс.
— Тори! Я так и подумал, что это ты. Последние день-два я все тебя высматривал.
— Уэйд, — шумно выдохнула Тори.
— Я тебя напугал? Извини, я так рад тебя видеть. Черт возьми, неужели прошло два года? Ты чудесно выглядишь.
— Неужели! — Комплимент был приятен, даже если она ни на секунду Уэйду не поверила.
Хотя Уэйду не хватало двух дюймов до шести футов, ей все же пришлось откинуть голову, чтобы внимательно взглянуть ему в лицо. Он всегда был красавчиком, но теперь, пожалуй, его ангелоподобное лицо возмужало. Глаза у него были темно-шоколадного цвета, он похудел, но на щеках все еще красовались ямочки. Волосы, чуть посветлее ее собственных, были хорошо подстрижены. Одет он был в джинсы и простую бледно-голубую рубашку. Пока она его разглядывала, губы его дрогнули в усмешке. «Он молод, красив и вполне преуспевает», — решила Тори.