Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады

Рубашкин Александр

Именно в августе О. Берггольц стала читать стихи, ознаменовавшие начало нового этапа в ее творчестве:

Вставал рассвет балтийский, ясный, Когда воззвали рупора! Над нами грозная опасность, Бери оружье, Ленинград!

30 августа в пятьдесят третьем выпуске «Радиохроники», на другой день после того, как враг перерезал последнюю дорогу, связывающую Ленинград со страной, Берггольц взволнованно говорила: «Ленинградец, сегодня семидесятый день Великой Отечественной войны. Стрелки часов движутся к десяти, в городе уже почти темно, все стремительнее бегут последние трамваи, и ты, ленинградец, ускоряешь шаги, торопясь к дому. Улицы пустеют и замирают, военная ночь вступает в свои

права… Помнишь ли ты, ленинградец, что ты на фронте, что ты воин. Ты воин, ленинградец, где бы ты ни был – в цехе, в конторе или в своей квартире, – потому что ты в Ленинграде… Так спроси же себя, ленинградец, что сделал ты для фронта сегодня, спроси для того, чтобы завтра сделать еще больше…» Форма прямого разговора – вот тот ключ, который обрело ленинградское радио. Это был ключ к сердцам горожан. Но никто из них в первое военное лето не мог представить себе судьбы города и того, чем станет радио для Ленинграда.

СЛУШАЙ, РОДНАЯ СТРАНА!

Враг у ворот! «Будем защищать нашу музыку».

Граждане Лондона слышали. Когда решалась судьба.

Вместе с Москвой.

Город вступал в новый этап борьбы, все менялось на глазах, менялись и условия, в которых жил и работал коллектив ленинградского радио. О блокадном Ленинграде, особенно первой зиме, написано много. И во всех книгах, во всех документальных свидетельствах подчеркивается, что в девятисотдневной осаде города была пора особенно трудная, когда жизнь в Ленинграде едва теплилась. Не сразу, не за один день стал город таким, каким он запечатлен на гравюрах и рисунках А. Остроумовой-Лебедевой, рисунках Я. Николаева, каким донесли его до нас кадры кинохроники, воспоминания, стихи, – пустынным, умирающим городом.

Война пришла в Ленинград в сентябре, вместе с осенью, хотя, казалось, еще продолжаются летние дни: зеленела трава, солнце редко скрывалось за тучами. 4 сентября к уже привычным сигналам воздушной тревоги прибавились сообщения об артиллерийских обстрелах. 6 сентября на город упали первые бомбы. Массированный воздушный налет 8 сентября привел к большим разрушениям, а зловещий дым горевших Бадаевских складов стал серьезным сигналом надвигающегося голода: были снижены продовольственные нормы. В сентябре началась блокада, в эти же сентябрьские дни враг стремился взять Ленинград штурмом. Бомбежки и обстрелы несли разрушения, еще больше действовали они на человеческую психику.

Из-под развалин домов вытаскивали убитых и раненых. В город шли и шли беженцы – теперь уже из Пушкина, Петергофа, Стрельны. Немцы считали, что судьба Ленинграда решена. Тут надо бы учесть состояние многих советских людей, переживших шок и от предвоенных репрессий, и от первых поражений в войне. Рухнули мифы официальной пропаганды о нашей силе, могуществе, о том, что «врагу никогда не гулять по республикам нашим».

Первые обстрелы заставили ленинградцев о многом задуматься. 12 сентября, написав «хорошее стихотворение», Ольга Берггольц далее заносит в свой дневник: «Кругом позор… позор в общем и в частностях. На рабочих окраинах некуда прятаться от бомб, некуда. Это называлось „мы готовы к войне”» 12 . 15 сентября город непрерывно, в течение 18 часов 32 минут, находился под огнем вражеской артиллерии. 19 сентября шесть раз объявлялась воздушная тревога. Немецкие самолеты сбросили около двух тысяч фугасных и зажигательных бомб. 23 сентября сигналы воздушной тревоги подавались одиннадцать раз. Выли сирены, сотрясались от взрывов дома. В переполненных бомбоубежищах плакали дети… Но по-прежнему ленинградцы шли на работу, вставали на посты МПВО.

12

Ольга Берггольц. «Встреча». М., 2000. С. 322. Эти настроения сочетались у поэтессы со столь же искренней революционностью, верностью «идее».

На заводах и фабриках работали для фронта по двенадцать часов в смену. Продолжалось движение транспорта. Вечером в тщательно замаскированных квартирах зажигался свет. Немцы знали о пожарах, разрушениях, жертвах. Они знали и о том, что паники в городе нет. В этих условиях перед ленинградским радио вставали задачи необычайной сложности Когда тревоги продолжались по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, времени на вещание оставалось немного, в это время передач не было. Программы переносились

с одного часа на другой или не доводились до конца. «Радиохроника» теперь нередко вместо вечерних шла в утренние часы.

И вот именно в эти сентябрьские дни работники радио, и прежде всего политического и литературного вещания, подготовили передачи, имевшие огромный резонанс в Ленинграде и далеко за его пределами. В конце августа – начале сентября немцы обстреляли и вывели из строя длинноволновую радиостанцию «РВ-53», оказавшуюся у линии фронта. Часть оборудования станции под обстрелом, буквально на глазах противника, удалось демонтировать и вывезти в город. Молчание Ленинграда встревожило Москву. Центральный Комитет партии обратил внимание ленинградских руководителей на огромное военное и политическое значение, которое могло бы иметь возобновление передач Ленинграда на страну. Эту задачу ленинградские связисты выполнили в тяжелейших условиях.

В воспоминаниях начальника радиовещательного узла (РВУ) П. Палладина рассказано о том положении, которое сложилось в начале блокады: «Основные радиовещательные станции „РВ-53“ и „Островки“ прекратили свою работу… Осталась одна „РВ-70“ с ограниченной мощностью и небольшим радиусом приема. Ее приему также мешали создаваемые врагом помехи… Встал вопрос о создании радиовещания на коротких волнах, но таких передатчиков в Ленинграде не было… Начальник „РВ-70“ А. Миронов предложил переделать имевшийся УКВ телевизионный передатчик для вещания на коротких волнах. Намеченный к реконструкции передатчик выполнял совершенно иные функции и требовал больших и сложных изменений. В короткий срок работники станции… пустили передатчик в эксплуатацию».

Теперь средневолновая «РВ-70», оснащенная коротковолновыми передатчиками (вскоре был изготовлен второй), работала непрерывно, обеспечивая выход в эфир передач, получивших название «Говорит Ленинград». К тому времени почти все нити, связывающие город со страной, были оборваны. Радио первым прорвало кольцо блокады. Передачи из Ленинграда слышала страна, их слышали и немцы. Не укрылись от них и стометровые мачты, служившие хорошим ориентиром для бомбардировщиков.

По свидетельству инженера Ф. Кушнира, станция «РВ-70» «в один из первых ночных налетов… подверглась основательной бомбардировке. На антенное поле, на крышу бассейна, на нефтехранилище посыпались сотни зажигательных бомб. На склад вместе с зажигалками сбросили бочку с горючим, которое вызвало огромный очаг пожара» 13 . Эта бомбежка, к счастью, не повредила мачты антенн. Очаги пожара были погашены еще до прибытия пожарных команд. И вскоре вновь радиостанции Москвы приняли из Ленинграда и ретранслировали на страну: «Говорит Ленинград! Говорит город Ленина!»

13

Ленинградские радисты в дни Великой Отечественной войны. Машинопись, сост. Ф. Кушнир. 1944. С. 13.

7 сентября «Правда» на первой полосе как о событии первостепенной важности, под заголовком «Говорит город Ленина» поместила большое сообщение о радиопередаче из Ленинграда. Приводились тексты выступлений рабочих, бойцов, секретаря горкома партии. Рабочий Кировского завода Казаков сказал: «Я хочу, чтобы меня сейчас услышали рабочие Москвы, колхозники Дона, шахтеры Донбасса…

Я хочу, чтобы все граждане советской страны узнали, как в дни грозной опасности живут и борются рабочие Ленинграда». В конце передачи, как сообщала газета, прозвучали стихи:

Слушайте нас, советские люди! От стариков и до малых ребят. В гуле моторов, в громе орудий Вам говорит Ленинград…

В сентябре и октябре в «Правде» шли сообщения о каждой передаче: «Вторая передача из Ленинграда», «Никогда не бывать фашистам в Ленинграде», «Строители советских танков», «Говорит крейсер „Киров“», приводились выдержки из выступлений. Благодаря «Правде» об этих передачах узнавали и те, кто сам их не слышал. Слово из Ленинграда через газету доходило до фронта. Бойцы читали выступление одного из старейших ученых, академика А. А. Байкова: «Я старый металлург, я привык думать, что нет ничего на свете крепче стали. И сегодня я убедился в своей ошибке. Да, я ошибся. Есть, оказывается, материал, который еще крепче стали. Этот благородный материал – советские люди».