Голос над миром
Шрифт:
— Не волнуйтесь, позабочусь об этом я, — сказал наш Тоти. На следующий день он явился к нам с объемистым свертком красного полотна, которое дал ему Бараттоло из «Скалера-фильм». Он заведовал в то время киностудией в Джудекке.
Целыми днями я, Мари и Эльза шили галстуки, но однажды вечером пришел Тоти и, волнуясь, объявил, что нужно поскорее все это спрятать.
Оказалось, что один из рабочих Джудекки, мясник, узнав о нашей работе, преисполнился энтузиазмом и стал рассказывать об этом своим приятелям. Новость могла дойти до любого шпиона. Короче говоря, Тоти боялся обыска.
В страшной спешке мы завернули готовые
Огромная толпа несла на руках новозеландских танкистов Восьмой армии. Внезапно меня тоже водрузили на танк. Во весь голос я запела «Братья итальянцы, Италия пробудилась», и тысячи голосов хором подхватили слова песни. Когда я спустилась, австралийские и новозеландские солдаты столпились вокруг меня, крепко жали руку, обнимали, просили автографы.
На следующий день после освобождения меня разбудила перестрелка где-то совсем рядом. Я осторожно выглянула и увидела во дворе дома партизан, стрелявших по фашистам, которые прятались на крышах соседних домов.
В моих четырех комнатах постоянно толпились патриоты, друзья, артисты. Мемо Бенасси уже думал о возобновлении театральной деятельности; он жил рядом, в доме моей сестры. Там же нашла прибежище и Татьяна Павлова, которая страшно волновалась за судьбу своего мужа. Бенасси только и делал, что строил планы и, обсуждая их, часто спорил с известной актрисой. Но дебаты неизменно сменялись дружеским примирением. Бенасси, естественно, мечтал о репертуаре из произведений американских и русских композиторов.
Через несколько дней ему удалось каким-то чудом создать небольшую труппу и вновь открыть театр «Гольдони». Я тоже с нетерпением ждала того момента, когда смогу возобновить свои выступления в опере.
Закончился мой вынужденный отдых со всеми его треволнениями. Ненни и Пертини от имени Социалистической партии оказали мне высокую честь, публично выразив благодарность за мое активное участие в партизанском движении.
XXXV. «Чио-Чио-Сан» для бандита
Возможность вернуться на сцену представилась очень скоро. По правде говоря, таких возможностей было много. Ведь в той волнующей, приподнятой обстановке, в которой мы оказались после освобождения, недостатка в инициативе такого рода не ощущалось.
Я ухватилась за возможность, которая меня больше всего привлекала, — спеть Чио-Чио-Сан в просторном театре города Адрии, чудом уцелевшем от бомбардировок.
В Адрию я попала после утомительного, беспокойного путешествия.
Железные дороги были парализованы, мосты через Бренту, Адидже, Канале Бьянко взорваны; пришлось воспользоваться невероятно потрепанным рейсовым автобусом. Народу в него набилось тьма-тьмущая. Меня усадили на особую скамеечку и даже освободили рядом место для большого чемодана, в который я уложила самое необходимое из моего японского гардероба.
Весь район Полезине с нетерпением ожидал моего выступления. Переполненный театр, восторженная встреча «Тоти-партизанки». Между Адидже и По шла ожесточенная, беспощадная партизанская война, и ликование по случаю желанного освобождения принимало особенно волнующие и бурные формы.
Я приехала за день до премьеры и, проявив немало изобретательности, устроилась в жалкой комнате, которую мне отвели в единственной открытой тогда гостинице. Здесь стояли две весьма расшатанные кровати, пара колченогих стульев и шкаф со скрипучей дверцей, в котором я развесила все свои платья.
Я тут же отправилась в театр на первую репетицию. Импрессарио, дирижер, певцы, хор, оркестр встретили меня по-королевски. Назавтра — снова репетиция, а во второй половине дня я вернулась к себе в номер. Отдохнув и спев обычные вокализы, я собралась идти в театр, так как было уже семь часов вечера, и открыла гардероб, чтобы взять пальто. Огромный старый шкаф с грохотом рухнул и чуть было не раздавил меня. К счастью, при падении он зацепился за спинку кровати и остался на весу.
Лежа на полу, не в силах приподняться или выкарабкаться, я принялась кричать что есть мочи. Но меня никто не услышал. Испуганная до смерти, с сильными ушибами, я пролежала, наверное, с полчаса, но, сколько ни пыталась, не смогла приподнять шкаф и высвободиться. К тому же я боялась, что из-за резкого движения кровать сдвинется и шкаф окончательно придавит меня. Наконец в коридоре послышались шаги; я закричала, прибежали люди и не без труда освободили меня.
Я улеглась в кровать. Меня знобило от пережитого страха.
Постепенно успокоившись, я точно в назначенное время, несмотря на боль, явилась в театр. Как видно, по воле рока все спектакли «Чио-Чио-Сан» с моим участием не обходились без волнений и сюрпризов.
После выступления в Адрии я возвратилась в Венецию. Через несколько дней состоялось представление «Чио-Чио-Сан» в театре «Фениче»; незабываемый, торжественный спектакль в честь союзников.
Новые спектакли «Чио-Чио-Сан» в Падуе, затем в Тревизо, истерзанном и лежавшем в развалинах. Какое печальное зрелище! Но с каким волнением я видела, как при звуках мелодий Пуччини полуразрушенный город словно вновь обретал радость жизни!
В конце июля был организован ряд прекрасных спектаклей на открытой площади в Венеции. В программу была включена «Травиата», и я, естественно, опять пела Виолетту.
Дирижер и концертмейстер маэстро Нардуччи, мои партнеры — тенор Пранделли и баритон Марини, хор и оркестр театра «Фениче» — словом, состав превосходный, и «Травиата» привела в восторг не только венецианцев, но и многочисленных американцев и англичан, наводнивших город.
После короткого отдыха в Барбизанелло в начале сентября я решила перебраться в Милан, который постепенно вновь становился оперным центром Италии. Здесь были лучшие возможности для выступлений. В артистических и театральных кругах меня приняли с восторгом.
Театр «Ла Скала», увы, все еще был закрыт, но его восстановление уже началось.
Неожиданно я получила предложение спеть в «Травиате» в бергамском театре «Доницетти». В Милане я опять встретилась с мужем, который выразил желание быть вместе со мной и Мари. Я, конечно, согласилась, будучи уверена, что этого хочет и моя дочь, которая теперь повсюду ездила со мной. Я поставила одно-единственное условие: Энцо должен порвать все свои связи.
В ожидании, пока положение выяснится, я подписала контракт на двадцать выступлений в неаполитанском театре «Сан Карло». Вместе с мужем мы решили поехать в Неаполь в его машине. С нами была Мари, моя золовка Рина и мой секретарь Лонгоне.