Голос сердца. Книга вторая
Шрифт:
— Мне кажется, Кэт, что самое лучшее — проанализировать все те возможные причины, о которых я говорил.
Подумав немного, Катарин задумчиво проговорила:
— Я вовсе не хочу тебя наказывать, Ник, я тебя люблю. И я отнюдь не ненавижу мужчин…
Катарин осеклась, подумав, что это не совсем так. «А мой отец?» — подумала она. Но она же ненавидела его, а не Ника.
— Нет, определенно я не ненавижу мужчин, ни осознанно, ни подсознательно, — уверенно заявила она, стараясь выглядеть как можно увереннее. Искоса взглянув на Ника, она спросила: — Тебе не кажется, что я из тех женщин, что холодны по натуре?
Ник отрицательно покачал головой:
— Вовсе
— Нет! Нет!
Неожиданно пылкая реакция Катарин только лишний раз убедили Ника в справедливости его предположения.
— Причина — не в Бью Стентоне? — спросил он.
Катарин не ответила, и Ник мягко сказал:
— Когда на прошлой неделе он был здесь, а я потом расспрашивал тебя о вашем с ним браке, мною руководила отнюдь не ревность. Просто я пытался выяснить, почему распался ваш брак, надеялся пролить немного света на ваши отношения. Я имею в виду — сексуальные отношения.
— О Боже, неужели Бью тоже считал меня фригидной? И именно поэтому он тогда так переменился ко мне? — Не сумев вовремя остановиться, она высказала свою догадку вслух и затихла, выжидающе глядя на Ника. Он кивнул в ответ.
— Очень может быть, что Бью отвернулся от тебя из-за твоей излишней сдержанности, Кэт. Но меня удивляет, что он не сумел преодолеть ее. В конце концов, он до тебя уже был женат не один раз, и, кроме того, он намного старше и во всех отношениях опытнее тебя. Ну, ладно, довольно о нем. Если неприятных сцен с Бью Стентоном у тебя не было, тогда что ты скажешь о Киме Каннингхэме?
— Я ни разу не спала с Кимом, — призналась Катарин.
— Понятно, — немедленно отозвался Ник, скрыв свое удивление. — Тогда, может быть, какой-то другой мужчина причинил тебе страдания в прошлом? Я — не прав?
Катарин вытянулась на спине рядом с Ником, положив голову ему на плечо, и закрыла глаза, заставляя себя вспомнить во всех отвратительных подробностях тот ужасный день, переполняясь при этом неожиданным приливом противоречивых чувств. Многие годы она изо всех сил старалась подавлять в себе воспоминания о Джордже Грегсоне и том несчастном дне, когда тот пытался совратить ее. Катарин понимала, что ей следует поделиться этими воспоминаниями с Ником, рассказать ему все, рассчитывая на его понимание и помощь, и в то же время она боялась. Она хорошо помнила, как ее отец не поверил ей, назвав ее лгуньей, и сейчас страшилась раскрыть рот, опасаясь, что Ник Латимер тоже ей не поверит. Догадавшись интуитивно, что он своим вопросом всколыхнул в Катарин какие-то неприятные воспоминания, Ник погладил ее по голове.
— Расскажи мне все, Кэти, — нежно попросил он.
— Я боюсь, — прошептала она, дрожа всем телом.
— Неправда, ты одна из самых смелых особ, что приходилось мне встречать в жизни. Помни также, что я хочу тебе помочь.
Глубоко вздохнув и набрав полную грудь воздуха, Катарин наконец решилась:
— Это был один мужчина. Его звали Джордж Грегсон, он был деловым партнером моего отца. Однажды в воскресенье он заявился в наш дом. Он… он и раньше приставал ко мне с определенными предложениями, но я всегда его отталкивала, а в тот день… ну, в общем, он заставил меня…
Ник крепче прижал ее к себе и тихо спросил:
— Ты хочешь сказать, что он тебя изнасиловал?
— Не совсем так, — ответила Катарин, и слезы закапали у нее из глаз: — Он приставал ко мне, лапал меня всю, грудь, мою… ну, он запустил руку мне под юбку, заставил меня трогать руками его… член. Я была в ужасе, вся дрожала от отвращения, пыталась бороться с ним, но он был намного сильнее меня и держал мертвой хваткой. Он пригнул мне голову себе между ног и заставил меня, ну… сунул мне в рот… это. О, Ник, это было так омерзительно, мне казалось, что я вот-вот задохнусь…
И Катарин разрыдалась, содрогаясь всем телом. Ник старался успокоить ее, вытирая ей слезы своими нежными, чувствительными пальцами.
— Сколько тебе было тогда? — спросил он, потрясенный ее рассказом.
— Двенадцать, — прошептала Катарин в промежутках между всхлипываниями.
— О Боже! Кэт, ты была совсем ребенком! Грязная развратная скотина! Попался бы он мне сейчас, я бы вышиб из него его проклятую низкую душонку!
Взволнованный голос Ника выдавал испытываемые им гнев и возмущение. Теперь он наконец многое понял в ее психологии. Он долго баюкал ее, утешая, в своих объятиях, а потом, когда Катарин немного успокоилась и затихла, спросил:
— А как поступил твой отец?
— Никак. Он не поверил мне и назвал меня лгуньей.
Ник был поражен до глубины души.
— Безмозглый ублюдок!
Он зажмурился и еще крепче обнял Катарин. Теперь понятно, почему она испытывает такое отвращение к Патрику О’Рурку! Этого человека стоило бы отхлестать кнутом за его недоверие к дочери. Он виноват в перенесенной ею психической травме не меньше того сукиного сына, что пытался совратить ее. «Боже правый, нет ничего удивительного, что после того случая она стала такой скованной и фригидной. А мы еще смеем утверждать, что живем в цивилизованном мире! Не люди, а звери, дикие звери!» — думал Ник, преисполненный презрения.
Катарин, неверно истолковав его молчание, шепотом спросила:
— Ты мне веришь, Никки, ты веришь?
— Ну, разумеется, верю, дорогая.
Катарин рассказала ему, как потом, в ванной комнате, она изо всех сил скребла мочалкой свое тело, бесконечное число раз снова и снова чистила зубы и полоскала рот, осыпала себя пудрой и вылила на себя, наверное, целый флакон духов, но у нее все равно оставалось ощущение, будто она вывалялась в грязи. И еще она сгорала от стыда. Она сознательно испортила свое новое платье, которое было на ней в тот день, залив его красными чернилами, чтобы его нельзя было носить больше, чтобы оно не напоминало ей об этом, потрясшем все ее существо, происшествии. Поздно ночью, когда все уже спали, она потихоньку пробралась в подвал и сожгла в топке отопительного котла все бывшее на ней тогда белье, вплоть до носков.
«И она пытается очиститься по сей день», — сказал себе Ник, проникаясь все большим состраданием к ней. Переполненный любовью и сочувствием, он теперь до конца постиг душу Катарин Темпест.
Доверившись Нику, Катарин смогла по-новому взглянуть на себя. В последующие дни она наконец сумела осознать, насколько приобретенный в детстве ужасный опыт напугал ее, как разрушительно повлиял он на всю ее взрослую жизнь. По вине своего отца, не поверившего ей тогда, Катарин была вынуждена сохранять все в тайне, была обречена молчать и обвинять себя во всех мыслимых грехах. Поскольку она не имела возможности очиститься, излив кому-нибудь свои чувства, тот случай постоянно деформировал ее душу. Превратившись в постыдную тайну, он придавил ее всей своей тяжестью, разрушая ее природные женские инстинкты, данную ей природой немалую сексуальность. Наконец Катарин осознала, что за ней нет никакой вины в случившемся, что она не совершила ничего дурного, что она стала невинной жертвой злодеяния, свершенного над ней Джорджем Грегсоном. И это новое понимание принесло ей столь желанное умиротворение.