Голос сердца. Книга вторая

Брэдфорд Барбара Тейлор

Ник осторожно объяснил ей, что фригидность не исчезнет немедленно только потому, что она осознала и откровенно обсудила с ним причины своих сексуальных затруднений. «Правильный диагноз еще не означает полного и немедленного излечения», — посмеивался он, но Катарин все чаще чувствовала себя более раскованной, и под умелым и нежным руководством Ника ее отношение к сексу и всему остальному, с ним связанному, становилось постепенно все более здравым и естественным. Она, всегда относившаяся к мужчинам с некоторым недоверием, видя в них продолжение Грегсона и своего отца, начала с удивлением сознавать, что безраздельно доверяет Нику.

Со своей стороны Ник очень быстро сообразил, что он был излишне самонадеян, уверовав в быстрый успех в ту ночь, когда Катарин открылась ему. Несомненно, он теперь лучше понимал ее, но все равно очень многое оставалось

для него непостижимым в этой женщине. По мере сближения с нею он открывал для себя в Катарин множество противоречивых черт. Хотя Катарин была с ним оживленной, веселой, радостной и любящей, некоторые темные стороны ее натуры не переставали смущать его. У нее бывали внезапные резкие перемены настроения, когда она, совершенно неожиданно и, как говорится, не моргнув глазом, вдруг становилась замкнутой, холодной, придирчивой, надменной или подавленной. Она могла быть щедрой и бескорыстной, преданной и верной по отношению к тем, кто ей был дорог. Но с той же легкостью она становилась скрытной, коварной и расчетливой интриганкой, постоянно вмешивающейся в чужую жизнь. Это приводило Ника в бешенство, особенно потому, что Катарин любила маскировать свое вмешательство утверждениями о своих самых лучших намерениях. Он считал подобные ее действия самонадеянным эгоизмом и однажды ночью после того, как она в очередной раз бесцеремонно вмешалась в жизненные планы Терри Огдена, Ник откровенно высказал ей все, что думал по этому поводу. Повысив голос, он заявил Катарин, что та глубоко заблуждается, воображая, будто лучше всех знает, как люди должны строить собственную жизнь. Придя в ярость, он гневно выговаривал ей, что она должна научиться сдерживать себя и лучше управлять своими поступками. Но Катарин с легкостью отмахнулась от его обвинений, заметив при этом, что в ее душе скрывается много разных женщин и ему следует с этим смириться и научиться ладить с ними со всеми.

Минуту спустя она снова стала милой, любящей и соблазнительной, и Ник понял, что он не в силах сопротивляться ее несравненному обаянию, бывшему ее главным и самым опасным оружием. Его мрачное настроение постепенно отступило, и он убедил себя в том, что незаслуженно осуждает ее. Наутро он встал пораньше и отправился к «Картье» за подарком, который впоследствии ей очень понравился. Он выбрал для нее большую серебряную сигаретницу, на крышке которой попросил выгравировать надпись: «Всем обожаемым мною Катаринам». Надпись обрамлял тонкий узор, составленный из ее разных уменьшительных имен и факсимиле ее подписей.

После этой стычки, носившей, скорее, односторонний характер, в их отношениях воцарились мир и согласие, и они прожили несколько месяцев, не обменявшись ни единым сердитым словом. Три дня спустя после окончания представлений ее спектакля они вдвоем улетели в Мехико, где переночевали и откуда утром выехали в Акапулько. Следующие четыре недели, проведенные ими в Лас-Бризас, выдались спокойными и романтическими. За это время Катарин еще полнее раскрылась перед Ником, многое рассказав ему о своем детстве. Очень красноречиво и любовно говорила она о своей покойной матери и тех нежных чувствах, которые они питали друг к другу. Ник был глубоко тронут ее рассказами и понял, что именно со смерти матери поселилась в Катарин та грусть, что всегда пряталась в глубине ее души.

Но их каникулы в Мексике были переполнены не только грустными воспоминаниями, но и весельем. Они хорошо проводили время вместе. Ник приохотил Катарин к своей любимой рыбной ловле в открытом море, и, хотя Катарин никогда не брала сама в руки удилище, он замечал, что она явно наслаждается, сопровождая его на катере в море. Они купались и загорали, читали книги или бездельничали, радуясь тому, что они здесь одни, вдвоем, и изолированы от всего остального мира.

Вечерами они выбирались в город и захаживали отведать местные блюда в маленькие экзотические ресторанчики. Переполняемые любовью друг к другу, они сидели, взявшись за руки, попивая вино и слушая пение марьячос, или танцевали, тесно прижавшись друг к другу под звездным небом.

И вот однажды после такого чудесного вечера когда они лежали на громадной кровати в прохладном сумраке их комнаты, Катарин с неожиданной для нее пылкостью прижалась к Нику, приглашая его заняться любовью. Обвив его своим гибким телом, она срывающимся от нетерпения шепотом поведала ему о своем желании. Ник на секунду застыл, пораженный столь неожиданным проявлением страсти с ее стороны, но, воспламененный ею, принялся ласкать и целовать ее. Его руки и губы блуждали по телу Катарин, приводя ее в экстаз, и она отвечала на его ласки с такой страстностью, которой он даже не подозревал в ней. Вся ее прежняя заторможенность улетучилась, будто ее никогда не было, и она отдалась ему, громко крича о своем желании любить и быть любимой. Впервые в жизни Катарин испытала в эту ночь настоящую страсть и познала полное удовлетворение.

Текли дни и ночи. Они становились все ближе друг другу, растворялись один в другом. Ничто не омрачало это незабываемое время, и они оба знали, что никогда в жизни не были так счастливы прежде. Они не могли даже подозревать, что этот сказочный месяц, безвозвратно уходя в прошлое, был для них началом конца их любви.

45

Франческа сидела, уставившись на телефон, и никак не могла решить, стоит ли ей позвонить Николасу Латимеру или нет. Убирая за ухо выбившуюся прядь светлых волос, она даже застонала от недовольства своими сомнениями. Решительная по натуре, она внезапно для себя обнаружила, что за последние восемь часов была неспособна принять ни одного мало-мальски серьезного решения. Франческа боялась сказать ему, сама того не желая, слишком многое. Ей меньше всего хотелось взваливать на других свои неприятности. «Старые привычки не умирают, — пробормотала Франческа, затягивая потуже пояс халата. — Я всегда была склонна выгораживать Катарин и продолжаю это делать вот уже десять лет. О Боже! Как мне рассказать все Нику? Но у меня нет никого другого, кому я могла бы довериться!» — угрюмо рассуждала она.

Усталым движением Франческа потерла руками глаза. Она не спала ночь, и теперь непреодолимая свинцовая усталость всей тяжестью навалилась на нее. Стремясь стряхнуть ее с себя, Франческа вскочила, резко отбросив стул, и подошла к окну продолговатой обширной библиотеки. В этот июньский день небо было совершенно безоблачным. Голубым шатром оно раскинулось над зеленым морем Центрального парка, по которому пробегала легкая зыбь, поднимаемая слабым ветерком, колышущим листву распустившихся деревьев. Франческа прижалась пылающим лбом к оконному стеклу и прикрыла глаза, снова затуманившиеся слезами. Много лет назад, когда Виктор Мейсон разбил ее сердце, она дала себе слово, что никогда в жизни не позволит больше ни одному мужчине заставить ее так страдать. «И уж подавно, не Райану О’Рурку», — мысленно сказала себе Франческа, сжимая кулаки. Так почему же она льет теперь слезы из-за него? Или это — из-за Катарин? Трудно сказать, кто из них двоих обидел ее сильнее.

Вздохнув, Франческа отвернулась от окна и заметила сидящую посреди комнаты Ладу, глядевшую на нее своими одушевленными блестящими черными глазами.

— Как-нибудь переживем, не так ли, Лада? — спросила у нее Франческа и, нагнувшись, подхватила собачку с пола и крепко прижала к груди. Белый маленький песик лизнул ее в лицо и, устраиваясь у нее на руках поудобнее, теснее прижался к хозяйке. «Что же нам делать, Лада?» — пробормотала Франческа, снова подходя к письменному столу черного дерева. Собака выскользнула из ее рук, спрыгнула на пол и забилась под стол. Франческа тем временем придвинула к себе книгу для записей текущих дел и приглашений. Быстро пролистав страницы за июнь и июль, она еще раз убедилась в том, что они почти пусты, не считая нескольких светских мероприятий, да еще только предполагаемых, записанных карандашом: обед в доме Нельсона Эвери; несколько завтраков с разными людьми; уик-энд в Виргинии у Гаррисона, брата Нельсона, вот и все. Потратив минуту на изучение своих светских обязательств, Франческа захлопнула книгу. Неожиданно вся ее заторможенность прошла, уступив место обычной для нее энергичности. Разнообразные планы замелькали в ее голове. Быстро и четко продумав все в течение пятнадцати минут, она взглянула на часы. Было уже почти девять. Франческа придвинула к себе телефон, и, после полуторачасовых переговоров по нему, все закрутилось. Возврата назад не было. Последним она позвонила Нику. Обменявшись с ним обычными приветственными фразами, Франческа сказала:

— Я понимаю, что у вас, возможно, дел по горло, дорогой, но не могли бы мы сегодня встретиться? Я предполагаю оторвать вас от дел и позавтракать вместе.

— Вчера вечером я закончил окончательный вариант нового сценария и теперь весь в вашем распоряжении. Я как раз собирался позвонить вам, красавица, и пригласить на завтрак. Куда бы вы хотели пойти?

— Ах, мне все равно, куда хотите, Ник. Но не могла бы я предварительно заехать к вам выпить? Мне надо кой о чем поговорить с вами.