Голос сердца. Книга вторая
Шрифт:
— Да, она мне рассказывала об этих поездках. Ей понравилась Мексика, но Африка покорила ее. Она часто повторяла, что хотела бы поехать туда снова, часами рассказывала о красоте африканского ландшафта, его безбрежности, о ночном африканском небе, о животных, о простой жизни туземцев. Порой она поднималась до поэтических высот, повествуя о розовых фламинго, парящих над каким-то невероятном сапфировом озером. И… — Франческа нахмурилась и, пораженная какой-то новой мыслью, взглянула на Ника. — А не была ли Кэт тем летом на побережье?
— Да, она снималась на «Монархе», когда мы вернулись из Мексики. Я тогда был вместе с ней, мы жили в ее доме в Бель-Эйр как раз перед тем, как она его продала. А что? Что вы хотите этим сказать, Франки?
— Вам может показаться нелепым, но мне внезапно пришло в голову, что Кэт всегда бывает несколько странной, когда она приезжает из Калифорнии. По крайней мере, за последние четыре года, что я провела здесь, мне это бросилось в глаза.
—
— С некоторого удаления начинаешь лучше различать детали, мелкие штрихи. Знаете ли, она всегда приезжает оттуда какой-то взвинченной, более напряженной и рассеянной, чем обычно, с частыми переменами настроения. Нет, пожалуй, она возвращается немного не в себе, вот, наверное, самое точное слово. И она часто бывала резка со мной по приезде. — Франческа задумчиво смотрела куда-то вдаль, сосредоточившись на своих воспоминаниях. — Забавно, как человек умеет выбрасывать из головы неприятные для себя мысли. Теперь я понимаю, что все эти годы я поступала именно так в отношении Катарин. Сейчас я отчетливо вижу свое собственное отношение к ней, когда она возвращалась из Голливуда. Она всегда меня нервировала, и мне требовались потом недели, чтобы отдохнуть от нее и обрести равновесие. Такое впечатление будто от нее исходит какое-то мощное возмущающее излучение. И потом, выражение ее глаз. У нее очень красивые глаза, сами знаете, необыкновенного бирюзового цвета, и очень выразительные. Но они очень переменчивы, настолько, что это невозможно описать словами. В них есть какой-то свет, нет, скорее блеск, точнее даже — некое призрачное сияние, какая-то дикость. — Франческа поджала губы. — Кажется, вы сомневаетесь в моих словах, но это правда, хотя вы можете все это считать плодом моего воображения.
— Нет, так я не считаю, — тусклым голосом произнес Ник. — Я сам замечал это в ее глазах. «Как бы мне хотелось не видеть его!» — подумал он про себя.
Наступила долгая пауза. Франческа отпила глоток кофе и потянулась за сигаретой. Поднося ей зажигалку, Ник пробормотал:
— Человеческий мозг — чертовски сложная штука… — Он устало покачал головой. — Катарин, должен сознаться, — непростой объект для изучения.
— Не знаю, дорогой Ник, удастся ли вам убедить Кэт обратиться к психиатру, но, как мне кажется, вы обязаны попытаться.
— О да, полностью с вами согласен. Если она кого-либо и слушается, так меня, — криво усмехнулся он. — Но задача эта будет непростой.
— Интересно, — задумчиво проговорила Франческа, внимательно, глядя на Ника, — не будь Катарин столь взвинченной, стала бы она вмешиваться в наши отношения с Райаном?
— Полагаю, что да. Видите ли, Франки, она по своей натуре очень любит влезать в чужие дела, — чуть виновато улыбнулся Ник. — Вы заметили, что практически весь наш ленч мы проговорили о Кэт и совсем не касались ваших собственных проблем?
«Но у меня и нет никаких проблем, пока я не думаю о них», — мелькнуло в голове Франчески, и ее сердце тревожно заныло, когда она вспомнила о трудной задаче, которую предстояло решать Нику.
— Не волнуйтесь за меня, со мной все обойдется. За прошедшие годы я обрела определенную стойкость, и не в последнюю очередь благодаря одному человеку, моему дорогому другу, — и она, подавшись к Нику, чмокнула его в щеку. — Не представляю, что бы я делала без вас, Никки!
— А вам и не следует этого знать, красавица. Я всегда и всецело — в вашем распоряжении, как я когда-то уже имел честь вам обещать. Ну а теперь мне следует отвезти вас домой. Вам пора складывать вещи.
Он потребовал у официанта счет и расплатился за завтрак.
— Кстати, я намерен доставить вас завтра в аэропорт, — и, не слушая ее протестов, добавил: — Никаких возражений, франки.
Бывали моменты, когда Катарин так изводила Ника, что тот начинал беспокоиться за собственный разум. То, что Франческа и Хилари также обратили внимание на странное поведение Кэт и считали ее нуждающейся в профессиональной медицинской помощи, подтверждая его собственное мнение на этот счет, развеяло его сомнения и укрепило решимость Ника предпринять соответствующие действия после возвращения Катарин с Дальнего Востока. Сейчас Ник не был занят новым романом или сценарием, у него было вдоволь свободного времени, и эта женщина, которую он продолжал нежно любить, полностью занимала его мысли. Он, бывало, часами сидел, раздумывая о ней, пытаясь уяснить причины переживаемых ею проблем.
Однажды, поздно вечером, по телевизору показывали старую комедию, в которой Катарин снялась в паре с Бью Стентоном в том памятном для них 1956 году, и Ник с удивлением обнаружил, что он полностью поглощен фильмом. Когда передача закончилась, он мысленно перенесся в Голливуд, в ту атмосферу, что царила в этом Сверкающем всеми красками, притягательном, сумасшедшем городе грез и фантазий. Ник никогда не любил его, считал Голливуд сугубо клановым городом, живущим по собственным законам, скучным и замкнутым. С его точки зрения, Голливуд был местом ложных ценностей и фальшивых чувств, где безраздельно властвовали деньги и секс, где немногие признанные мастера — тираны бесконтрольно распоряжались судьбой и самой жизнью многих простых людей, где правят бал безвкусица и вульгарность, распустившиеся там пышным цветом, и, сомкнувшись, подавляют, задвигают в тень подлинные таланты, искренность и честность. Многие способные люди захлебнулись и утонули в этом болоте Виктор, сам никогда не бывший постоянным жителем Голливуда предпочитая ему более тихую и спокойную Санта-Барбару, как-то сказал Нику: «Голливуд — это гигантская декорация, состоящая из одних фасадов. Не следует воспринимать его всерьез, старина, все это — шелуха».
Позднее, познакомившись поближе с его обитателями, Ник сам пришел к выводу, что Голливуд — это состояние души. Неужели Катарин не понимала этого? Неужели она продолжала считать его не бутафорским, а реальным миром? Ник, словно в компьютере, вновь и вновь мысленно прокручивал прошедшие годы. В самом начале кинокарьеры Катарин, пока у нее был контракт с «Беллиссима Продакшнс», под защитой Виктора была недоступна для хищников, бродивших в голливудских джунглях. Потом ее мужем стал Бью Стентон, укрывший ее за неприступной стеной крепости, называвшейся голливудским истеблишментом, который охватывал высшие круги кинематографического общества, знаменитые, но замкнутые и снобистские. С 1959-го по 1962-й Катарин почти постоянно жила за границей, либо бывая на съемках, либо путешествуя вместе с Франческой по Европе или Англии. Приезжая в Бель-Эйр, она, случайно или осознанно. Ник не мог сказать точнее, всегда держалась особняком, в стороне от местных подонков. Ник не мог понять, случайно это или осознанно. Скорее всего, она поступала так сознательно, решил он теперь. В этом проявился тот, хорошо известный Нику, консервативный стержень характера Катарин, который определял стиль ее жизни в годы, проведенные ею в Калифорнии. Он имел возможность неоднократно убедиться в этом. Она вела относительно тихий образ жизни, стараясь особенно не высовываться, не летать слишком высоко или слишком быстро, всячески сопротивлялась давлению местной среды. Катарина никогда не тратила безрассудно свои деньги, ради удовольствия их потратить. В городе, где показной блеск был нормой, она одевалась сравнительно скромно, естественно, по стандартам Родео-драйв. Разумеется, она покупала драгоценности и меха, заказывала туалеты «от-кутюр», но никогда не делала этого бездумно и не приобретала ничего лишнего. Нику было известно, что она сумела хорошо разместить заработанные ею деньги и зорко приглядывала за ними. Еще в 1956-м Виктор свел ее с одной старинной и надежной финансовой компанией, которая продолжала и теперь вести ее дела. Благодаря мудрым советам опытных финансистов и собственной проницательности, Катарин приумножила свой капитал и давно уже стала мультимиллионершей.
«Да, — решил Ник, — ей удалось избежать многих ловушек, расставляемых Голливудом, миновать их с минимальным для себя ущербом». Тогда почему же Франческа убеждена, что Катарин начинает странно себя вести всякий раз, когда она возвращается с побережья? Это оставалось для него загадкой, и он жалел, что не расспросил Франческу подробнее. Чем дольше он размышлял, тем очевиднее становилось для него, что Франческа на этот раз ошибается. Перемены в Катарин обусловлены чем-то иным. Но чем?
В один прекрасный миг ему открылось, что умственные расстройства не случаются внезапно. Они развиваются постепенно. Он припомнил детство Катарин, ее сложные отношения с отцом, ее привязанность к Райану, отвратительный сексуальный опыт, приобретенный в ранней юности, осуждение и недоверие отца, одержимость профессией. Переносясь мыслями с одного предмета на другой, Ник оценивал и взвешивал все, что ему было известно о жизни Катарин, и постепенно пришел к убеждению, что все ее нынешние невзгоды уходят корнями в детство и юность. Вот ответ на все вопросы!
Ник в поисках подтверждения своим догадкам отправился в поход по книжным магазинам и накупил гору литературы по душевным болезням. Несколько дней Ник штудировал купленные книги, задаваясь вопросом, действительно ли Катарин больна шизофренией. В конце концов он понял, что у него не хватает знаний, чтобы глубоко вникнуть в эту проблему, и стал осторожно интересоваться репутацией самых известных психиатров, чтобы составить для себя некий план действий и самому не свихнуться от тревоги за Катарин. Ник много размышлял о ее поведении в последние месяцы, стараясь постичь причины многих ее необъяснимых поступков. Разговаривая с Франческой, он утаил от нее некоторые факты, касающиеся Катарин, и тщательно следил за своими откровениями, внимательно их редактируя. При этом он руководствовался не только свойственным ему нежеланием вмешиваться в чужую личную жизнь, но и любовью к Кэт. Ну как, спрашивается, мог он сообщить Франческе, что ее подруга — закоренелая лгунья? А в этом у него не было ни малейшего сомнения. И что самое огорчительное с точки зрения Ника, она имела обыкновение лгать по самым ничтожным поводам. Как-то раз ему пришло в голову, что, возможно, это получается у нее непроизвольно. Он задавался вопросом, то ли это привычка, сохранившаяся с детства, то ли проявление ее теперешнего умственного расстройства.