Голос сердца
Шрифт:
– На фронт? Уже завтра? – с очевидной грустью, сжимая напряженный кулак, спросил Джон накануне. Это было через десять дней после того, как я впервые встал на ноги. Некогда было отлеживаться по больницам, я нужен был в строю.
– Отомщу оркам! – прорычал я, ударяя стальной рукой по поверхности стола, за который мы присели. Пластиковая прозрачная поверхность издала тонкий стон от удара, но, к счастью, не треснула. – Отомщу гнидам! За Эмили!
– Да… да… - отвел Лев взгляд, нервно вычерчивая пальцем узоры на столешнице.
–
Он поднял глаза, в них плескалась решительность, но какая-то неестественная.
– Так держать, солдат! – поднял он вверх кулак, как делали все техасцы. – Ты нужен стране! Победа будет за нами!
Я удовлетворился его слабой поддержкой, широко улыбнулся:
– Покажем оркской мрази, как нужно воевать!
– Ты прости меня, Тони, - сказал он вдруг очень тихо, снова опуская взгляд, словно не мог выдержать моего воинственного патриотизма. – Прости за все, друг.
– Ну что ты, - успокоил я его, думая, что он переживает за мои потерянные конечности, за то, что не смог уберечь от травмы. – Ты же меня спас от смерти.
– Да, да, - снова повторил он, так словно сам в это не верил. Кусанул губу, покачал головой. Вновь напряженно сжал кулак, так что хрящи побелели. А затем нерешительно вынул из нагрудного кармана фотографию и протянул через стол: - Это было в твоей военной форме, когда мы тебя обнаружили. Я сохранил. Это против правил, но я не смог… Не думал, что отдам, но… кажется, это тебе нужно.
Я уставился на незнакомое лицо девушки, держащей маленького ребенка. Не узнал, но догадался мгновенно. Голос задрожал:
– Эмили?
Джон кивнул.
– А это кто? – я разглядывал ребенка, внутри начал подниматься гнев – они убили не только девушку, но и дитя.
Друг пожал плечами: он не знал. Я мог только предполагать, что этот новорожденный – мой сын. Или дочь. На обратной стороне не было никаких надписей.
– Вот звери! – прорычал я, разрываемый ненавистью к убийцам. – Твари, ничтожества! Женщин и детей за что?!
Джон вздрогнул от яростного всплеска моих эмоций. Его лицо застыло в болезненной гримасе.
– Это война, Айрон, - тихо ответил он, его голос почудился мне смутно виноватым. – Или они нас, или мы их. Побеждает сильнейший.
– Вот именно, – подхватил я его слова, убирая фото в нагрудный карман моей защитной формы. Это фото отныне будет моим личным талисманом, я пронесу его через всю войну. – И я отомщу за смерть Эмили и ребенка, клянусь тебе! Клянусь!
И вот теперь я столкнулся с тем, чего абсолютно не ожидал: зеленые глаза, как будто выходцы из прошлого - навсегда, я думал, утерянного, - смотрели на меня с выражением безграничного шока, красивые губы приоткрылись в беззвучном крике. В руках маленький пистолет – смехотворная защита, учитывая сложившиеся обстоятельства.
Я застыл недвижимо, боясь вдохнуть. Словно пошатнулась земная ось, и я переместился во времени, оказавшись там, где не могу быть – не в Индианаполисе, а в Ричмонде, не в две тысячи пятьсот семьдесят первом году, а на два года раньше… Одна лишь мысль кружилась в голове, помимо навязчиво повторяемой трели оператора: Эми жива!!!
– Стреляй, стреляй! – орали вокруг, но девушка медлила. В её глазах – ужас узнавания. Полные губы в шоке шептали:
– Тони?.. – и повторяли уже уверенней: - Тони!
– Эмили? – автомат вывалился из рук, повис на ремне и с грохотом ударился о броню.
– Внимание! Критическая ситуация! – верещал голос в послушном мозгу. – Немедленно уходите оттуда! Любые контакты с местным населением запрещены! Помните: даже женщины и дети могут быть врагами. Уничтожьте всех или уходите!
Я воспротивился приказу поднять автомат, делая это сознательно. Делая это впервые. Единственное, о чем мог сейчас думать: Эмили жива. Но, черт возьми, почему она на стороне врага?!
– Эмили?! – выпалил я, испытывая всевозрастающую злость.
– Почему ты стреляешь в меня?!
Ее лицо побелело от ответного гнева.
– Адресую тот же вопрос тебе, Тони! Ты пришел забрать мою жизнь. Ты предлагаешь мне умереть, не защищаясь?
Сжав кулаки, ненавидя, я показал на партизан пальцем:
– Почему ты за них? Почему предала страну?
– Я?! – возмутилась она яростно, вновь прицелилась мне в лицо, хотя, очевидно, нажимать на курок не хотела и не собиралась. Слёзы наполнили ее красивые усталые глаза, голос был соткан из отчаяния: - Это ты, Тони! Ты предал меня! Ушел защищать, а сам… убиваешь…
Я, оторопев от ее слов, молчал. Партизаны притихли, проникшись горем девушки и не мешая нашему странному диалогу. Да и стрелять им больше было нечем, патроны кончились, – беззащитные мишени, реши я их перебить.
– Позывной «Айрон», ответьте! Ответьте и выполняйте приказ!
– И только голос в моей голове надрывался, мешая сосредоточиться на словах Эми, понять, что произошло с моей жизнью. Осознать, в чем ошибся. Кому поверил. Что натворил по незнанию.
– Разве это я пришла разрушить твой дом? – заплакала Эмили.
– Посмотри вокруг, взгляни на себя, что с тобой стало! Ты предал страну, встал на чужую сторону! Я думала, ты умер. Потом сказали, ты попал в плен. Пугали, что вернешься чужим, убийцей, забудешь меня, как и другие предатели, не счесть, сколько их уже было. Но я не верила! Думала, ты не такой, писала письма, ждала, любила. И кто передо мной сейчас? Как ты мог перебежать на сторону Техаса, Тони?! – Ее последний крик повис в прогорклом воздухе, эхом разошёлся меж стен, как похоронный звон колоколов.