Голос в ночи (полный вариант)
Шрифт:
Но вот в фургоне загорелся свет. Инженер высунулся из дверцы и пригласил:
— Залезайте.
— Прошу. — Жакоб подал мне руку и помог забраться в фургон.
В нем оказалась настоящая техническая мастерская или лаборатория: все стены занимали приборы, переплетенные паутиной разноцветных проводов, на столике горела яркая лампа и стоял микрофон, повсюду валялись инструменты. На другом откидном столике я увидела магнитофон.
Инженер колдовал с приборами, щелкал переключателями. Присев на складной стульчик, я с любопытством смотрела, как одна
Доктор Ренар остался стоять возле фургона, заглядывая в дверь.
В динамике над моей головой защелкало, захрипело, тесный фургончик наполнился обрывками мелодий и голосами, ворвавшимися из ночного эфира. Громыхание джаза сменялось вкрадчивым голосом диктора, нахваливавшего новые моды Кристиана Диора.
«Вы торопитесь? У вас нет времени сосредоточиться? Вы испытываете потребность в наставлении, которое наполнит содержанием ваш наступающий день? Вызывайте Телебиблию!..»
Потом гортанная и страстная речь, похоже, на арабском языке, снова джаз, орган и молитва…
Я никогда не слушала так поздно радио и даже не подозревала, что ночь полна голосов.
Эта какофония оборвалась так же внезапно, как и началась. Теперь из динамика раздавались лишь негромкое гудение да потрескивание электрических разрядов.
И вдруг я услышала негромкий, монотонный, убаюкивающий, похоже, знакомый голос:
«Все ваше тело тяжелеет и словно наливается свинцом… приятный покой, отдых, крепкий, спокойный сон охватывает вас… дышите спокойно, равномерно, глубоко… все тише, все темнее, все спокойнее становится вокруг вас… Вы засыпаете, засыпаете все глубже и крепче…»
Длинная пауза. Только слышен убаюкивающий стук метронома.
«Космический» проповедник! Это его голос.
— Вот видишь, опять упустили из-за тебя начало, — сердито буркнул Жакоб.
Вилли виновато хмыкнул.
И только теперь я поняла, что слышу собственными ушами тот самый таинственный «глас небесный», который принес в наш дом столько мук и тревог!
Он звучал немножко печально, произносил фразы отчетливо, певуче, слегка «в нос», с короткими паузами:
«Вы лежите совершенно спокойно и ни о чем не думаете… Чувство покоя все более и более проникает в ваш мозг, ваши мысли становятся спокойными, медленными, все заботы уходят. Вы совершенно отрешились от всех забот и волнений… Вы крепко спите и на окружающее больше не обращаете внимания…»
Честное слово, от этого вкрадчивого голоса у меня тоже начинали слипаться глаза! Я встряхнула головой и придвинулась ближе к динамику.
«Теперь вы слышите только меня… Мои слова продолжаете четко воспринимать и хорошо запомните их… При этом вас ничего не волнует… никаких неприятных ощущений у вас нет… по всему телу разлилась приятная слабость… ваши руки и ноги отяжелели, нет желания ни двигаться, ни открывать глаза… Вы спите!»
Опять лишь мерный стук метронома в наступившей тишине. Крутятся диски магнитофона.
«Вы поступили правильно, хорошо… Ваша совесть
Маленькая пауза, негромкий щелчок.
«Надо помогать праведным людям… Надо жить по заповедям господним… У меня легко и светло на душе, потому что я сделал жертву, угодную богу. Так и следует поступать…»
Я вскрикнула.
Голос дяди Франца! Он говорил, как всегда чуть картавя, размеренно, глуховато. Только, казалось, слегка запинался. Но я не могла ошибиться.
— Откуда он говорит? С того света?! — воскликнула я, в ужасе озираясь по сторонам.
И тут же замерла, услышав снова голос проповедника:
«Следуйте примеру вашего мужа. Злые люди попытаются мешать вам… Они будут выдавать вас за сумасшедшую… Но вы совершенно здоровы… Вы чувствуете себя прекрасно и не дадите им помыкать собой… Это ваши враги, опасайтесь, не слушайте их… Вы будете спокойно спать до утра… И проснетесь хорошо отдохнувшей, здоровой и бодрой… полной свежих сил… Вы забудете, что слышали меня… Но вы сделаете все, как я говорил… Спите спокойно, спите крепко… Спите… Спите… Спите…»
Голос умолк. Из динамика доносились только шорохи да треск разрядов.
— Все, — сказал Вилли. — Сеанс окончен. Выключай магнитофон.
Он пощелкал переключателями, и пестрые лампочки на панелях погасли.
— Я ничего не понимаю, — проговорила я, потирая лоб. — Или я тоже схожу с ума?
— Это был действительно голос покойного дяди? — спросил Жакоб.
— Да! Доктор Ренар, подтвердите, вы же его знали столько лет!
— Хитро придумано, — сказал Жакоб, покачивая головой. — Значит, они не только встречались с вашим дядей, но успели записать его голос на пленку. А потом смонтировали.
— Плохая склейка, щелчок проскочил, — деловито заметил невозмутимый Вилли.
— Не завидуй. Работа чистая, — засмеялся Морис и начал перематывать пленку на магнитофоне. — Теперь он у нас в руках, этот голос, — сказал он мне, показывая коробку с пленкой. — И вчерашний сеанс записали почти полностью, только самое начало прозевали из-за этого любителя выпить, — добавил он, повернувшись к Вилли.
— А что толку? — насмешливо спросил тот. — Куда ты сунешься с этой пленкой? Ведь магнитофонные записи юридической силы не имеют. Смонтировать да склеить можно что угодно, хоть выступление покойного дяди.
— Верно, — кивнул Жакоб. — На это я и не рассчитываю. Но одна бесспорная улика у нас уже есть.
— Какая? — заинтересовалась я.
— Сам голос. Недавно удалось установить, что каждый человеческий голос так же индивидуален и неповторим, как и отпечатки пальцев. Как ни пытайся его изменить, все равно по голосу можно опознать человека. Этим уже пользуются для ловли преступников. Так что мы еще предъявим ему на суде эту пленку!
Сделав на коробке какие-то пометки, Жакоб спрятал ее в шкафчик, и мы вернулись на веранду. Я глянула на часы и ахнула: