Голос во тьме
Шрифт:
Проклятье!
Корабль тронулся только ближе к вечеру. И стоило судну всерьез отойти от берега, обнаружилось две проблемы.
— Если что-то пойдет не так, — сообщила Данан, — я не умею плавать.
Ред уставился на неё с недоверием: серьезно?
— Ну да.
Судя по тому, что она ответила, Ред понял, что спросил вслух.
— То есть развалить городскую стену ты можешь, — шепнул он, борясь с недоумением, — а хотя бы держаться на волнах и дрейфовать, пока не додрейфуешь до берега — нет?!
— Нет, — ответил коротко и прямо. Да уж, какие тут могут быть шутки или ложь, в их-то ситуации.
— Ладно, — успокоил командор и чародейку, и себя. Об этом он
Довольно скоро прояснилось, что по любым меркам Борво переносит море очень тяжело, и даже капитан — просоленный, лысый и черный от загара моряк — выказал некоторое беспокойство.
— Трупы мы сбрасываем за борт, — сообщил капитан Редгару тоном дружеского совета. Борво, услышав краем уха такой замечание, вцепился в края борта, насколько мог крепко.
— Он оклемается, — без особой уверенности сказал командор.
Оклемался Борво только на другой день — потому что исторг даже желчь и теперь просто лежал, как труп, разве что чуть теплый и серо-бурый. Путешествующая по соседству мечница, которая, похоже не говорила на наречиях южного континента, кроме гномского — и та исполнилась сочувствия. О чем сообщила Хольфстенну. Они неплохо поладили, и Диармайд вдруг ощутил острую недостачу общения со стороны товарища. С другой стороны, Стенна можно было понять в нежелании быть свидетелем пробуждения той тайны, которая составляла удел и бремя Смотрителей Пустоты. Относиться к ним с почтением или бить наравне исчадий Пустоты — это одно. Но лезть добровольно в их шкуру гном не желал. Мало он, что ли, до того, как стать наймитом, провел времени в подземельях Таз’Гарота, где то и дело бок о бок с ним вставали смотрители, чей час приближался, и бились с Пагубной нечистью?
Поэтому с мечницей Хольфстенну было, как намазано. К тому же своя компания по разным причинам сделалась неразговорчива.
К вечеру второго дня пути похолодало. Заморосил дождик, который, впрочем, быстро закончился, предоставляя перевозимым на палубе странникам шанс обсохнуть. Только эльф-маг оставался почти недвижным, если не считать того, что за первую ночь в плавании он свалился из положения сидя и теперь лежал ничком, по-прежнему удерживая одной рукой посох. Все маги со странностями, в разное время решили Дей, Ред и Хольфстенн, и про незнакомого колдуна забыли думать.
Ночью подул влажный морской ветер. У Данан, которая на сей раз сама прижалась к командору в поисках тепла, стучали зубы. Редгар, не настолько терзаемый прохладой, обнял её, не задумываясь. Окутанная его теплом и запахом, Данан заснула быстрее, чем можно было ожидать. А он… в душе Ред посмеялся над собой: наверное, по нему не скажешь, но возраст у него без пяти минут тот, чтобы мучиться старческой бессонницей. Или все дело в ней? Чародейке, которая несмотря ни на что, по-прежнему жалась к нему? Которая, что бы он ни сказал, оставалась рядом больше как женщина, чем как подчиненная? По крайней мере, теперь Ред по-честному признавался, что надеялся на это. И еще надеялся, что можно позволить себе побыть глупым романтиком хоть немного — впереди все равно лишь одна непроглядная ночь.
Редгар прильнул к женщине ближе. Втянул её запах — усталости, страха, дороги, морского ветра и надежды. Это Данан заразила его надеждой — болезнью, к которой он не имел ни слабости, ни склонности. Он вдруг осознал, что хочет стать счастливым. С ней, в Калагорне. Если бы он дал ей какую-то ясность, она, наверное, не захотела бы возвращаться в Цитадель, когда все кончится. Но если Данан все же затребует отпустить её из ордена, и он все еще будет в его главе, он… Он что? Сможет отказаться от неё, отпустить, не удерживая? Тут Редгар даже себе не врал никогда: он отталкивал Данан столько времени именно потому, что не знал, как и когда все закончится, для него или для всех. Но с недавних пор твердо нацелился, если закончится хорошо, дать себе и им второй шанс. Сделать счастливым и себя, и её, раз уж это ему по силам. Там, в крепости смотрителей. И это значило, что никуда отпускать он её не намерен.
Не удержавшись, Редгар невесомо коснулся губами волос. Отпустил талию, перехватил ладонь — шершавую, как у копьеносца, и поднес к груди. Все спят сейчас, даже Борво вырубился (не без помощи чародейки), измученный собственным туловищем. Никто и не заметит, если он все-таки немножко, самую крохотную малость, побудет романтиком.
Никто, кроме Данан, осознал Редгар внезапно. Он уставился в ночное звездное небо, широко открыв глаза, когда женская ладонь, шевельнувшись в его собственной, высвободилась и скользнула по груди вверх. Ему было трудно почувствовать эту руку через кожевенник, но когда Данан добралась до шеи, Редгар запрокинул голову дальше, встав на лопатки. Сглотнул.
— Дан, — хрипло позвал он. Чародейка, прильнув еще ближе, усмехнулась — Ред почувствовал это кожей.
— Ты… — он замолчал, вытянувшись еще сильнее, словно не позволяя ей дотянуться до лица, куда она уверенно двигалась рукой. — Тут люди. — Редгар мог поклясться, что большей глупости в такой ситуации не сделал бы ни один мужчина.
— Все спят, — ответила Данан. Она все-таки положила руку на щетинистую щеку, вытягиваясь за мужчиной вслед и поворачивая его лицо к себе. Святые, он… ему шла ночь. Он весь был словно её дитя. Только серьга, в которую Данан влюбилась за собственным свадебным столом, мерцала в лунном луче, как благословляющая звезда самой Митриас.
— Они проснутся. — Доспех стал мал от одного её запаха.
Данан мотнула головой, не сводя с него глаз.
— Ты будешь осторожен. — Она огладила его вдоль виска, всматриваясь в каждую черту. Потом повела жест в обратном направлении, увидев, как дрогнули в мимолетной улыбке губы Редгара. Он не выдержал, подставился под замерзшую руку. А когда тонкие пальцы накрыли мужские губы, Данан почувствовала, как Ред задрожал.
Он вскинулся молниеносно, приподняв голову и плечи, уставился на Данан темными от намерений глазами. «Что же ты делаешь?» — спрашивало его лицо. Он перехватил руку у своих губ, безотчетно сдавил крепче, чем стоило бы. Смотрел, требуя, чтобы она прекратила, сейчас же — Данан отчетливо читала это, но лишь подтянулась еще немного, чтобы смотреть в его лицо прямо. Горячее женское дыхание, полное самых желанных обещаний, обожгло кожу губ.
Поведя головой, Редгар снова сглотнул.
— Данан. — Он предпринял нечеловеческое усилие в последней попытке образумить её. — Мы оба пожалеем об этом уже к утру.
«Да что же ты за дурак!» — Данан едва сдержалась, чтобы не выпалить такое вслух. Вместо этого она потянулась пальцами прямо из его руки к мужскому подбородку. Облизнулась и заглянула в глаза, полные голода — не смотрителя, а мужчины.
— Мы оба, Редгар, не доживем до весны.
Как он ни пытался сжать губы, челюсть под женскими пальцами все еще дрожала: она никогда не была так близко и тем более никогда, ни разу, не смотрела на него так.