Голос жизни
Шрифт:
– Да мне зачем она - Катя? Я бы с вами вот провел остаток жизни... Хамить Ольгуша не хотела. Хамство - это черновики жизни. Люди говорят первые попавшиеся слова и делают первые попавшиеся поступки. Бездарность проживания. Как же выйти из положения, как твердо что-то ему выразить? Она сказала еще более спокойным голосом:
– На этом месте мы с вами расстанемся, хорошо? Вы меня поймите, я вас (а понимание в русском языке - это взятие, имание, поэтому он поднял руки?).
Вчера она видела по "Культуре", как Спиваков, подобно орлу, парил над оркестром. Так вот сейчас ее Апполон воспарил над нею, руки воздел, думала, унесет с собой
"Кого любит Настя?" Последние вопросы стоят перед какой-то группой юношей, живущих в этом дворе. Кого она, Настя, любит?..
Вот на этой волне мы оставим на время Ольгу, тем более что она быстро соберется и вечером уедет в Екатеринбург на целую неделю.
* * *
То, что Гамлет считал жизнью (внутренняя жизнь), пошло наперекосяк с того мгновения, как Ольгуша выбежала из храма. Когда запели "Символ веры", то само это волнение закрыло обиду и тревоги. Потом помогло, что засмотрелся на регента, который хотел, чтобы голосами певчих возводилась внутри храма еще одна, звуковая церковь, но получались увесистые кирпичи, которые били его по барабанной перепонке, и все же он всех жалел, регент.
Они от старости не могли откликаться на высшие созвучия, но ведь старались. Были три старушки, которые в самом деле старались до Бога голосом дотянуться, а рядом стояла молодая и стреляла глазами во все стороны на мужиков и тут же спохватывалась, крестилась. Был еще один бас тот глаза завел самозабвенно, и чем выше женские голоса улетали, тем он ниже опускался по каким-то отшлифованным серым камням.
В этот миг он с удивлением заметил, что в него льется какая-то фиолетовая тревога. Ни фига себе, я-то думал, что эти фиолетовые тревоги давно остались в символизме.
Дома он еще нашел силы выслушать Ольгушу, потому что он любил этот домашний театр. Как жена вырастала, светлея даже мастью головы, рассказывая про грузинского русского! Он не понял, когда Ольгуша исчезла в Екатеринбург и почему над ним стал нависать кто-то с грузинский акцентом и требованием: "Отдай жену! Всем не хватает". Он хотел позвать дочерей и выяснить, зачем они впустили чужого, а также послать их в аптеку. Однако вспомнил: они ушли на день рождения к подруге. Какой подруге? Лиде. Какой Лиде? Лида - "Семь диагнозов"... У него появилась надежда на Виту: догиня лаяла то на дверь, то на телефон, твердо веря, что помощь к вожаку откуда-нибудь придет. Не переводя духу, Гамлет начал писать статью. Ему казалось, что он печатает, перебирая пальцами по простыне: "...а говорят, что собаки совсем не любят своих хозяев, а подчиняются им из стадного чувства... С этой унылой точки зрения Вита не должна спасать хозяина, ей выгодно освободить место для своей карьеры в стае".
Игнат услышал собачий вой аж на улице, и такой, что враз протрезвел. Вита причитала над Гамлетом, как баба: "Ойуууу!" Сын сходил в аптеку и, видимо, еще куда-то, потому что, дав отцу две капсулы доксициклина гидрохлорида, мгновенно свалился и захрапел.
Благословенный гидрохлорид подействовал быстро: жар спал, сознание самоотрегулировалось. И он услышал храп сына:
– Всем! Всем! Всем!
А что: "всем-всем"? Душа сигналила: пропадаю! Вита подошла к хозяину и сказала коричневыми усталыми глазами, ткнув носом в щеку: "Ты его понимаешь? Я лично ничего не понимаю".
– Вита, наша хозяйка уехала к Кате, ты Катю помнишь? Ну, которой ты кость свою подарила. Она тебя гладила, трепала, а ты сделала ревизию своих закопушек к ногам Кати - эту кость: мол, вот, я вполне платежеспособна...
Вита облегченно заулыбалась и пошла спать - надо срочно отдохнуть, пока эти дураки снова не заболели. Гамлет тоже забылся сном, но скоро его оттуда со стремительной быстротой выдернули дочери: "Папа, папа, что с тобой, ты так кричишь"!" Они трясли его смуглыми жилистыми руками.
– Ты заболел? Аспирин, парацетамол, пиронал, амидопирин, анальгин, капли Береша?
– Ну вы даете! Мама в себя горстями бросает таблетки, а вы в меня что, хотите лопатой!
– он взял первый попавшийся тюбик из принесенной дочерьми семейной лекарственницы и прочитал, что это средство улучшает структуру всего на свете.
– Пойду - прогуляю Виту.
– Гамлет солидно качнулся в сторону прихожей.
– Папа, да ты же последние силы потратишь!
Последние силы всегда оказываются предпоследними. Они вырулили с Витой на Компрос - навстречу шел злой мужик с оборванной телефонной трубкой в руке. Не дозвонился и вырвал? Достоевский говорил: широк человек (он бы сузил), а пермяки словно еще шире! Доказательством тому над улицей полоскалось широкое полотно, где большими буквами было начертано: "Я люблю тебя, Юля". Вся Пермь завидует этой Юле, наверное. Каких денег это все стоит?
– Милый Гамлет!
– бросилась навстречу Лариса Ребенкина со своей боксершей Нормой.
А Норма - навстречу Вите, мотая грустными брылами: "Что я тебе счас расскажу - я вся поседела!" Гамлет подумал: это как две бабы, только собачьего вида, встретились. Он заметил, что когда жены нет, все женщины в округе становятся похожими все больше и больше на жену. Вот и Лариса, одинокая переводчица с английского... Он ждал, что Лариса сейчас начнет рассказывать о своих иностранцах, как всегда: то у одного самая большая радость - "встреча со зрителью", то другой, напившись на банкете, упал под стол, обмочившись, совсем как пригородный русский. "А он и стремился обрусеть, - добавил Гамлет, - только начал не с того конца" (при слове "конец" апельсиновый налет пал на лицо Ларисы).
– А меня обокрали!
– она привычно заслонялась застенчивой улыбкой, но Гамлет-то видел, что ей предельно плохо.
– Но собака же!
– А для собак - против собак - есть специальные баллончики у воров, Норма потом очнулась и поседела за одну ночь - переживала, что не могла защитить.
– Да, наверное, это чувство долга! У меня Вита тоже на телефон лаяла сегодня - "скорую" вызывала...
– Гамлет!
– с домашней интонацией, почти совсем супружеской, протянула Лариса.
– Ты заболел! Тебе дали больничный?!
– Больничный! Да Степняк не разбежится, - он помолчал и добавил с торжественной горечью: - Ни больничного! Ни страхового - не оформлены, значит, стажа нет. И за свой счет невозможно взять - сразу уровень денежного давления в семейных баках падает до нуля.
– Мужчина должен зарабатывать, - железный голос Ларисы вонзился ему в слабое от болезни темя (он про себя сказал: "Да, конечно, все добытчики к твоим ногам устремились - что-то я не вижу, чтобы на тебя кто-то уже зарабатывал". И послал ее в эротическое путесшествие).