Голос жизни

Горланова Нина

Ольгуша поведала гостям: сегодня брала кастрюлю из холодильника оттуда выпало сердечко из картона, на нем надпись: "С серебряной свадьбой!" Доченьки написали.

– Ты нам зубы не заговаривай!
– агрессивно погрозила вилкой Любочка. Горько!

"Неужели нам будет горько, - думал Гамлет.
– Один глаз у Любонки опять горит лаской, а второй - тоской". Он припал губами к губам жены.

"...раскупоривать дни... с тобой... всегда!" - в голове у Ольгуши

писалось то, что не может видеть видеокамера Рауфа.

– Вино такое мягкое, словно изнутри деликатно постучалось и спросило: "Можно ли вступить с вами во взаимодействие?" - тихо сказала Инна.

– Тебе можно только три глоточка, дочка!

– Мама, я знаю... Галина Дорофеевна, салат берите!

Частицы салата, сбежавшиеся в глубокой зеленой посудине, властно намекали шумящим вокруг гостям брать с них пример: показывать из себя самое наспевшее, сокровенное.

Ольгуша призвала выпить за то, что все вместе "мы были лучше, чем по отдельности, как эти овощи в салате!".

– Умом Ольгушу не понять, аршином общим не измерить!..

"Расслабились - пошлость полезла", - читалось на лице поэта Ерофея.

– Товарищ зав. штопором, откройте и эту бутылку!

– Я осязаю бутылку двумя руками уже, когда наливаю, - бормотал Игнат.
– Мама, не беспокойся, шутка. Вон грачи прилетели!

Это из коридора маячила Кирюта в новомодной шапочке с бантиком-хвостиком сзади и околышком-клювом спереди. Такие шапочки назывались "Грачи прилетели". Кирюту посадили на тумбочку, убрав телефон.

– Игнат, ты помнишь, как ты шнурки зубами развязал - в детсаду у девочки любимой?

– Кирюта, ты хоть знаешь, сколько таких шнурков ждет его впереди? Гамлет чокнулся с нею.
– Пребудем!

– Пребудем с вами!

– Тост! Гамлет, ждем от тебя... настоящий тост где?

– За то, чтоб мы давали людям больше, чем брали!

– Хорошо! А спектакль?

– Спектакль! Спектакль!
– зашумели неконтролируемые гости, привыкшие к сценкам, которые сочиняли и разыгрывали три сестры, три дочери Гамлета (не путать с королем Лиром!).

Появилась Лида, семь диагнозов, переодетая в Станиславского.

– Не верю! Не верю, что вы прожили четверть века вместе! Не верю, что вырастили четверых детей! Это не ваши дети - понятно: с улицы их затащили. Плохо они играют ваших детей. Признавайтесь, чьи вы дети!

Один поэт Ерофей не смотрел спектакль, а работал вилкой в стиле русского экскаватора. Хуже Штыкова, думал Гамлет, тот хоть раз в жизни что-то приятное соизволил сказать.

– Не верю, что это ваши дети! Сколько вы заплатили статистам? Не верю, что у Ольгуши нет седых волос!..

– Ой, я вам сейчас жаркое принесу!
– всполошилась Ольгуша.

– Назревает страшный конфликт хорошего с лучшим - будет еще жаркое!

– Давайте выпьем за то, чтоб все конфликты были только такие!

Тосты то и дело показывали свои юркие головки, желая оплодотворить застолье. Кто-то неизбежно цитировал Бродского: "Подруга милая, кабак все тот же..." Захмелевшая Ольгуша вдруг громко пообещала:

– Ой, я вам сейчас яйцо Бродского покажу!

– Почему одно, а не два?

– Правое или левое?

– Да с выставки... мне каталог прислала московская кузина! Там все гении в виде яиц: Модильяни, Пикассо... Бродский!

Она рылась в тумбочке, но ничего не находила.

Вдруг поэт Ерофей подошел к Гамлету и, показывая на пейзаж в рамке, сказал:

– Убери тетеньку!

Гамлет не успел это как следует понять, потому что подошел друг Штыков и стал бурить скважину своего разговора. Правый глаз у него - Аверинцев, левый - Гаспаров.

– Ты, Гамлет, помнишь, что с женой Лота было?

– Как сейчас вижу...

Поэт заорал благим матом:

– Всем стоять раз и навсегда! Всем!
– внутри лица Ерофеея двигалось и шевелилось еще одно лицо.
– Стоять, я сказал!

– Держите меня четверо, как говорят в народе, - расправил плечи охранник Тимофей.

Белая, как стая гусей, Ольгуша хотела увести поэта в другую комнату.

– Стоять!
– крикнул он.

– А ты скажи это своему члену, - бормотал Сан Саныч.
– У нас тут ни у кого нет такой надобности.

– Молчатъ!

Хамство - это черновики жизни. Берутся первые попавшиеся слова, делаются первые попавшиеся поступки, думал Гамлет (в который раз).

Ерофей достал записную книжку и стал читать свои стихи: "Вагина километровой глубины..."

– Ты парашютом-то запасаешься?
– спросил Костя.
– Все-таки километр!..

– Каторжное дело, - вздохнула Юля (первый раз к месту).

– Мы вам сладкое несем, сладкое!
– восклицали три сестры.
– Сейчас у вас начнется сладкая жизнь.

– ...километровой глубины...
– повторил поэт, хватая Инну за беременный живот.

Ожесточась, Гамлет заорал в лицо Ерофею: "Что ты делаешь - у нее есть муж!" - "Где? Покажите".

– Какой торт оригинальный - полумесяцем!
– восхитилась Елизавета, ангел.
– Эта убывающая лужа - годы наши убывающие... Кто придумал?

Вита за полтора часа до этого уполовинила на кухне торт! Хорошо, что видеокамера Рауфа в это время была далеко... Инна срезала следы великолепных собачьих зубов и оформила все в виде полумесяца.