Голоса лета. Штормовой день. Начать сначала
Шрифт:
В общем, первый год совместной жизни молодожены провели на Дальнем Востоке, но потом идиллия закончилась. Срок командировки Алека истек, и его отозвали в Лондон. Они вернулись в Англию в ноябре – унылый месяц даже в самые лучшие времена, – и, когда подъехали к дому в Ислингтоне, Алек поднял молодую жену на руки и перенес через порог. По крайней мере, она не замочила ноги, ведь дождь лил как из ведра.
Дом не произвел впечатления на Эрику. Глядя на свое жилище глазами жены, Алек был вынужден признать, что его интерьер не особо вдохновляет. Посему он сказал ей, чтобы она изменила все, что сочтет нужным, счета он оплатит. Несколько месяцев
Впервые взяв дочь на руки, Алек испытал самые невероятные ощущения, к которым не был готов. Робость, нежность, гордость охватили все его существо, когда он откинул уголок конверта и заглянул в крошечное, покрытое легким пушком личико, увидел яркую синеву ее открытых глаз, высокий лоб, мысик ершистых шелковистых черных волос.
– Желтая она какая-то, – сказала Эрика. – Как китаянка.
– Вовсе нет.
Через несколько месяцев после рождения Габриэлы Алека снова отправили на восток, на этот раз в Японию. Но теперь все было по-другому, и он почти стыдился своего нежелания покидать маленькую дочурку даже на три месяца. В этом он не признался никому, даже Эрике.
Прежде всего Эрике. Эрика не была прирожденной матерью. Лошади всегда интересовали ее больше, чем дети, и она не выразила особой радости, когда поняла, что ждет ребенка. Физические проявления беременности вызывали у нее отвращение… Она ненавидела свои налившиеся груди, огромный живот. Долгое ожидание навевало на нее тоску, и даже увлеченность обустройством дома не помогала ей мириться с утренней тошнотой, вялостью и наваливавшимися от случая к случаю приступами усталости.
И конечно же, ей жутко не понравилось, что Алек едет на Дальний Восток без нее. Эрику возмущало, что муж отправляется в командировку один, оставляя ее дома в Лондоне – из-за Габриэлы.
– Габриэла тут ни при чем. Даже если б у нас не было Габриэлы, ты все равно не поехала бы со мной – это не такая командировка, в которую берут жен.
– И что прикажешь мне делать здесь одной? Пока ты там будешь ухлестывать за гейшами?
– Поезжай к матери.
– Не хочу я жить у матери. Она слишком много суетится вокруг Габриэлы, смотреть тошно.
– Тогда вот что… – Во время этого разговора Эрика лежала на их супружеском ложе, и теперь он сел рядом и положил руку на изгиб ее обмякшего бедра. – Том Боулдерстоун достает меня с одной идеей. Они с Дафной в июле хотят поехать в Шотландию на рыбалку. Энсти тоже едут. Они надеялись, что и мы составим им компанию.
– Куда именно? – спросила Эрика через какое-то время. Голос у нее по-прежнему был недовольный, но он знал, что привлек ее внимание.
– В Сазерленд. В местечко под названием Гленшандра. Там есть один отель с отличной кухней. Тебе делать ничего не нужно. Просто будешь отдыхать, радоваться жизни.
– Знаю. Дафна мне рассказывала. Они с Томом были там в прошлом году.
– Тебе понравится рыбачить.
– А как же Габриэла?
– Может, оставить ее у твоей матери? Как думаешь, она согласится?
Эрика перевернулась на спину, убрала с глаз волосы и посмотрела на мужа. Заулыбалась.
– Я предпочла бы поехать в Японию, – сказала она.
Он наклонился и поцеловал ее в улыбающиеся губы.
– Шотландия – тоже неплохо.
– Ладно, Шотландия так Шотландия.
Так у них и повелось. Шли годы. Алек был весь в работе, круг его обязанностей расширялся, он делал успешную карьеру. Габриэле исполнилось четыре года, потом пять, она пошла в школу. Когда у Алека находилось время, чтобы остановиться и взглянуть на свой брак со стороны, он приходил к выводу, что они живут не хуже, чем все его семейные друзья. Конечно, в их жизни случались взлеты и падения, как же без этого, но впереди всегда – словно манящая награда, ожидающая победителя многокилометрового забега, – был отдых в Шотландии, который стал уже ежегодной традицией. Даже Эрика ждала этого события с не меньшим энтузиазмом, чем Алек. Атлетичная от природы, она, как и все спортсмены, обладала хорошей координацией движений, чувством времени и наблюдательностью, и очень быстро научилась удить «на муху», как будто всю жизнь только этим и занималась. Поймав своего первого лосося, она от счастья плакала и смеялась одновременно и, глядя на ее детский восторг, на радостное возбуждение, Алек снова почти влюбился в нее.
В Шотландии они были счастливы; беззаботные деньки бодрили, как порыв свежего ветра, пронесшегося по душному помещению и рассеявшего обиды, очистившего воздух.
Когда Габриэла подросла, они стали брать ее с собой.
– Она будет помехой, – сказала Эрика.
Но Габриэла никому не мешала, она не была занудным ребенком. Она была очаровательна, и именно в Гленшандре Алек по-настоящему узнал свою маленькую дочурку. Он беседовал с ней, слушал ее или просто наслаждался ее дружеским молчанием, когда она сидела рядом на берегу, наблюдая, как он забрасывает удочку в бурую мутную воду.
Но для Эрики одних только вылазок в Гленшандру было недостаточно. Ничто не могло унять ее раздражительность, неугомонность. Она все так же злилась на мужа за его заграничные командировки, за то, что он постоянно путешествует по заморским странам без нее. Каждый его отъезд сопровождался скандалом, и Алек улетал в подавленном настроении, в его ушах звенели ее сердитые обидные слова. Теперь она говорила, что ненавидит их дом, который прежде приводил ее в восторг. Он слишком маленький, ее от него тошнит, тошнит от Лондона, кричала Эрика. «Наверное, скоро она скажет, что ее и от мужа тошнит», – думал Алек.
Упрямства ему было не занимать. В конце длинного утомительного дня он меньше всего был настроен потакать прихотям вечно всем недовольной жены. Он категорически заявил, что не намерен менять удобный дом на более просторное жилье в престижном районе Лондона, которое обойдется ему в кругленькую сумму; чтобы заработать эти деньги, ему придется чаще ездить в командировки.
Эрика потеряла самообладание:
– Ты ни о ком не думаешь, кроме себя. Конечно, тебе-то ведь не приходится целыми днями торчать в этом курятнике, зажатом меж ислингтонскими тротуарами. Вон Том с Дафной… Купили дом в Кэмпден-хилле.
Именно в этот момент, слушая вопли жены, Алек впервые осознал, что, возможно, в один прекрасный день их брак распадется. Эрика обвинила его в эгоизме, и, хотя она преувеличивала, он действительно настолько был увлечен работой, что зачастую забывал обо всем другом. А для Эрики все было иначе. Просто роль домашней хозяйки и матери ее не устраивала, и хотя вечерами они вели активную светскую жизнь – Алеку казалось, что они вообще никогда не ужинают дома, – Эрика все равно не успевала выплескивать всю свою безграничную энергию.