Голоса океана
Шрифт:
– Рано пока! – сказал дядя Стю. – Мы ещё не организованы!
Брайан добавил:
– Мы составим все списки, а потом разделим работы.
– Вот это мой сын, – сказал дядя Стю, – сразу берётся за дело!
Ага.
Почти все дни стоит жара, градусов тридцать пять, и у всех свои идеи по поводу того, что и как надо чинить. Дядя Мо проводит немало времени, развалившись в кресле и смотря на нас, и временами выкрикивает: «Не сюда – начни с другой стороны!» или «Болван тупоголовый! С кисточками разве так обращаются?» По большей части он
Дядя Мо немного толстоват и часто ходит без рубашки, чтобы загореть. Его сын Коди (тот самый, который, по мнению мамы, «опасно очарователен»), однако, стройный и мускулистый, всегда что-то напевает или поет и широко улыбается, показывая белые зубы. Девушки, которые проходят мимо верфи по пути на пляж, останавливаются и смотрят на него, надеясь привлечь внимание.
А дядя Док беззаботен и спокоен. Его, похоже, не волнует вообще ничего – ни вся та работа, которую предстоит выполнить, ни казусы, которые периодически случаются, например, когда Брайан перевернул банку с политурой, или когда Коди пробил дырку в палубе, или когда дядя Стю запутал снасти. Дядя Док просто пожимает плечами и говорит: «Мы все починим, ага».
На второй день, когда дядя Стю и Брайан раздали большинство заданий остальным, я спросила:
– А я? Что мне сделать?
– Ты? – сказал дядя Стю. – О. Да. Ну, наверное, можешь заняться уборкой – протереть там кое-что.
– Я хочу что-нибудь починить.
Дядя Стю засмеялся фальшивым смехом:
– Ха, ха, ха. И что же ты можешь починить, Софи? Ха, ха, ха.
– Я хочу заняться трюмом…
– О? – сказал он и улыбнулся остальным, словно это какая-то известная только им шутка. – И как же ты собираешься это делать?
И я рассказала ему, как можно всё переделать и какое оборудование мне понадобится, и чем дольше я говорила, тем мрачнее становился дядя Стю и тем шире ухмылялся дядя Док.
– Видишь? – сказал дядя Док. – Она кое-что знает о судах. Пусть займётся трюмом.
Брайан, державший блокнот, резко поднял свою кукольную руку вверх и спросил:
– А кто тогда будет убираться? У меня никто не записан на уборку…
– Мы все, – сказал дядя Док.
– Я не буду, – ответил дядя Мо. – Из меня уборщик плохой. Кого хочешь спроси.
Итак, мы (все мы, кроме дяди Мо, который лежал в своём кресле и загорал) проводили жаркие, потные дни, работая над «Странником» на верфи. Мы починили руль и киль, переделали трюм, проложили новую проводку, прибрались и вычистили всё.
Этим утром «Странник» сошёл со стапелей. Док, Брайан и я были на борту, когда парусник подняли краном и опустили на воду. Чувство было таким странным – он опускался вниз, вниз, вниз. Мне казалось, что он вообще не перестанет опускаться, но затем послышался плюх, мы покачнулись, и корабль закачался на волнах, как пробка.
На плаву!
– Ты в порядке, Брайан? – спросил Док. – Тебя как-то пошатывает.
– Подташнивает немного, – ответил Брайан. – В воде лодка выглядит какой-то совсем маленькой. Нам тут теперь жить?
– Маленькой? –
– Наш маленький дом-островок, – сказала я.
Я отправила родителям открытку, в которой сказала, что отправилась в странствия на «Страннике».
Первое плавание
Глава 5
На плаву
Прошлой ночью, когда мы плыли под звёздами вдоль береговой линии Коннектикута, я подумала, что моё сердце выскочит из груди на небо. Над головой всё было бархатным и сине-чёрным, усыпанным жемчужинками-звёздами, и небо сливалось с мерцающим чёрным океаном. Запах моря, чувство ветра на лице и руках, хлопанье парусов – о, это было волшебство!
Мы действительно в пути! Море зовёт, зовёт: «Плыви, плыви!» – и мерное покачивание «Странника» напоминает мне о Бомпи – это же был Бомпи? – который держал меня на коленях, когда я была маленькой, и что-то шёпотом рассказывал.
Первый этап нашего путешествия – от пролива Лонг-Айленд к острову Блок, потом небольшой переход к Мартас-Винъярду, обходим Кейп-Код, идём вдоль северного побережья, добираемся до Новой Шотландии, а потом – наконец-то долгий переход до Ирландии и Англии, страны Бомпи! По расчётам дяди Дока, весь путь займёт где-то три-четыре недели, в зависимости от того, как надолго мы будем останавливаться на суше.
Коди тоже ведёт дневник, только зовёт его жевник. Когда я впервые услышала от него это слово, я переспросила:
– Имеешь в виду «дневник»?
Он ответил:
– Не, жевник. Дневник-жевник.
Он объяснил, что ведёт этот дневник-жевник только потому, что вынужден, для летнего проекта.
– Либо это, либо прочитать пять книжек, – сказал он. – Решил, что будет легче вести дневник-жевник, чем читать кучу слов, написанных кем-то другим.
Дядя Док ведёт официальный судовой журнал, а перед ним располагаются аккуратные карты, на которых отмечается пройденный нами путь. Дядя Стю и Брайан сказали, что будут слишком заняты, «чтобы записывать интересные события», а когда я спросила дядю Мо, собирается ли он писать что-то о путешествии, тот зевнул.
– О, – сказал он, постучав себя по голове, – буду держать это здесь. И, может быть, сделаю пару эскизов.
– Нарисуете? Вы умеете рисовать?
– Не притворяйся, что удивилась, – сказал он.
Я на самом деле удивилась, потому что по нему трудно было сказать, что у него есть силы вообще хоть на что-нибудь.
У всех нас были ежедневные задания (из списка Брайана), и мы по очереди стояли на вахте, а дядя Стю предложил, чтобы каждый из нас чему-нибудь научил других.
– Например? – спросил Коди.