Голоса вещей
Шрифт:
— Вот видишь, — сказал Ксенофонтов, — по кофейной гуще можно погадать, узнать, что говорили жертве высшие силы, за несколько минут до убийства… Подари фотку! — обратился он к Зайцеву.
— Какую?
— Вот эту, с потеками кофе.
— Возьми. — Зайцев недоуменно пожал плечами. — Погадать хочешь?
— Чего не бывает, вдруг удастся… А эти возвращаю. Они могут оказаться чрезвычайно полезными для следствия.
Когда найдешь альбом с марками, обязательно покажи. Интересно все-таки посмотреть на картинки, из-за которых человека убили.
— Какой альбом? — насторожился
— Похищенный убийцей во время… — неожиданно пораженный какой-то догадкой, Ксенофонтов открыл холодильник и тут же разочарованно его захлопнул. — У меня мысль мелькнула, прямо пронзила всего… Я даже на месте усидеть не мог, когда эта мысль…
— Господи! — простонал Зайцев. — Да что за мысль тебя посетила, скажи уж наконец!
— Я подумал — вдруг в холодильнике застоялась бутылка пива! Но там, кроме старого кефира и бумажных свертков…
— Ты говорил о каком-то альбоме, — напомнил Зайцев.
— А! Я и забыл… Ты все терялся в догадках — что пропало у этого гостеприимного хозяина… Альбом пропал. Наверно, с марками.
— У него альбомы пронумерованы, — заметил Зайцев. — И все на месте.
— Был еще один. Без номера. Он и толще других, и ростом пониже. Вот в нем скорее всего и хранились самые ценные марки. Мастихин, похоже, частенько любовался ими. И, чует мое сердце, показывал самым уважаемым гостям.
— А цвет? Ты и цвет альбома можешь назвать? — усмехнулся Зайцев.
— Конечно. Эти все зеленые, а тот был белесый. Скорее сероватый. Когда будешь искать, обрати внимание и на эту подробность.
— Обращу, обращу, — пообещал Зайцев. — У тебя больше нет ко мне вопросов?
— Да у меня их и не было! Была просьба… насчет фотки. Ты ее удовлетворил. Я тебе очень благодарен. Теперь можно по домам, а? Не возражаешь?
Приятели вышли из квартиры, оперативники закрыли за ними дверь. На улице стало еще прохладнее, прохожие исчезли, и город казался совсем вымершим.
— А ты напрасно, старик, так пренебрежительно относишься к народным поверьям, — говорил Ксенофонтов, вышагивая чуть впереди Зайцева. Рубашка его была расстегнута почти до пояса, руки он сунул в карманы, на Зайцева поглядывал с некоторой снисходительностью. — Вот взять то же гадание на кофейной гуще… Я думаю, ваш следственный отдел и вся прокуратура немало преуспела бы в своей деятельности, если бы относились с большим уважением к этому способу добывания доказательств. Уж коли примета держится столетиями, значит, что-то в ней есть?
— Заткнись, — беззлобно ответил Зайцев.
— Хорошо. О кофейной гуще не буду. Но вы хоть шашки-то отдавали на экспертизу? А то я смотрю, ваши ребята так отчаянно режутся… На них могли остаться отпечатки пальцев…
— На них были только пальцы Мастихина.
— Да? — удивился Ксенофонтов. — А как это объяснить? Ведь игроки касаются во время игры и черных и белых шашек… Как могло случиться, что хозяин оставил свои отпечатки, а его противник не оставил?
— Протер, наверно, после того, как ударил по голове… — неуверенно проговорил Зайцев.
— А откуда ему знать, какие шашки протирать, а какие не следует? Ведь если бы он протер их, то убрал бы отпечатки и хозяина…
— Значит, умудрился!
— Я вижу, ты еще слабо разобрался в этом деле, — заметил Ксенофонтов. — На месте твоего начальника я бы к тебе присмотрелся. Приглашаешь журналиста на происшествие, рассчитываешь, что про тебя в газете напишут, прославят твою хватку, смекалку… А выясняется, что ни хватки, ни смекалки…
— Пока! — ответил Зайцев. — Мне сюда. Я бы что-нибудь ответил, но нет сил. Спать хочу, Ксенофонтов. Пока.
— Будь здоров, старик. Когда совсем запутаешься, позвони, может, слово какое скажу… Знаешь, кофейная гуща тоже большое дело.
Прошло две недели. За это время Ксенофонтов съездил в одну командировку, потом в другую, так что у него не было возможности встретиться с другом, поговорить о загадочном преступлении. Зайцев все эти дни тоже не терял времени зря. Он установил, что из двенадцати человек, которые были в квартире Мастихина, семь наверняка в тот вечер там быть не могли. Вряд ли стоит подробно рассказывать о всех версиях, которые пришлось отработать следственной группе, о том, как Зайцев заинтересовался филателистами, посещал городские их сборища, как он подозревал соседа, захаживающего к Мастихину перекинуться в шашки, как его внимание привлек двоюродный брат Мастихина, неожиданно для всех купивший машину. Чтобы не злоупотреблять вниманием читателя, не провоцировать его и не потешаться над его доверчивостью, скажем сразу — версии оказались ложными, и, надо отдать должное Зайцеву, он мужественно отказался от них.
Согласимся — это бывает не всегда. Не так уж редко случается, когда следователь, прекрасно зная, что версия слабовата, жидковата, хиловата, что не подтверждается она ни доказательствами, ни здравым смыслом, тем не менее за нее держится, надеясь лишь на невежество начальства да на его желание во что бы то ни стало видеть перед собой преступника в кратчайшее время. И он поставляет ему такого преступника, не очень-то сожалея о сломанной судьбе невинного человека. Знаем мы такие случаи, начитаны о них, наслышаны и поэтому, не вдаваясь в их обсуждение, скажем сразу — наш Зайцев был другим следователем. Может быть, отчасти этим объясняется его слишком медленное продвижение по службе. Чего уж там, бывали, бывали мы свидетелями, когда добросовестное отношение к своим обязанностям отрицательно влияло на репутацию человека. О нем складывалось мнение, как о неуживчивом, непочтительном, склонном к ссорам и конфликтам работнике. И через все это мы с вами прошли, дорогой читатель, и это можем оценить по шрамам на собственных шкурах.
Возвращаясь из командировки, Ксенофонтов на каком-то полустанке купил несколько бутылок пива, привез их нетронутыми домой, поставил в холодильник и затаенно начал готовиться к встрече с любезным другом Зайцевым. Пиво, конечно, оказалось неважным — мутноватым и с осадком, но, господи! Когда и где нам было привыкнуть к пиву хорошему, к пиву душистому, прозрачному, с ясным золотистым цветом? Не видели мы такого пива, привыкнуть к нему не могли и потому вполне бываем счастливы, достав мутной жидкости, которую перед употреблением лучше не взбалтывать.