Голоса времен.
Шрифт:
Сообщили, что началось вторжение союзников на континент. Наконец долгожданный второй фронт открыт. Скоро и у нас начинается летнее наступление. Сшибить бы Гитлера до осени, а?
Скоро получили назначение - поселок Пиревичи, в составе ГБА.
Едем опять старой дорогой через Гомель. Сейчас он куда красивее. Отцветают яблони. Масса зелени, она закрывает пепелища деревянных домиков на окраине. Странно торчат черные трубы среди цветущих деревьев. Трава ещё не растет на пепелищах, и чёрные фундаменты домов врезаны в зелёные рамы двориков. Но всюду уже копаются люди. Уже живой наш, советский город.
24. 1944
Сообщения о втором фронте довольно сдержанные, дескать: "Наконец-то родили!" Информация к нам доходит плохо. Надеемся, что будут воевать получше, чем в Африке и Италии.
Мы приехали в Пиревичи на четырёх машинах - Санотдел дал.
Здесь был деревообрабатывающий завод. Он пострадал, но уцелел длинный сарай, пойдет под сортировку, а большой цех - для эвакоотделения.
Перевязочная получила домик. Девушки выбелили стены. Лида работала кистью на козлах, как заправский маляр. Мы решили показать, что можем гипсовать не только для выставки. Летом получили передвижной ортопедический стол Юдина, чрезвычайно удобный. Прямо сам просится - гипсуйте!
Впрочем, может, опять захлестнёт. Как немец будет сопротивляться? Как будут действовать наши генералы?
Никогда у нас не было таких приятных соседей. Не удивительно, техническая часть. Инженеры, техники, много ленинградцев. Вечерами они собираются на нашем дворе, приносят радиолу и открывают танцы. Один парень чудно играет на гитаре и поет.
– "Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя привозил... "
Песни трогают не только меня, трогают и наших девушек. Даже самые скромницы завели себе кавалеров и тем повергли майора в страшную тревогу. И вот у нас уже строгости. Подъёмы, отбои, проверки, патрули. Уже организована ловля опоздавших. Уже их сажают на гауптвахту.
22 июня, в третью годовщину войны, сапёры ушли на передовую. Говорят, мосты через Днепр будем наводить.
Летучка уже на станции стоит и ждёт раненых. Вот как нынче!
Напряжение ожидания нарастает с каждым днём. Наши самолеты-разведчики летают постоянно, немецкие - редко.
... ... ...
Наконец, началось! 24 июня утром проснулись от страшной канонады. Стрельба не прекращается целый день, хотя и потише. Ходим и слушаем: не дальше ли? Не глуше ли? Нет, пока так же.
Вечером уже привезли первых раненых на нескольких санитарках. Прямо из МСБ - с ранениями конечностей. Говорят: "Не продвинулись. Бьёт. Подняться не даёт".
Проработали до поздней ночи, наложили три высоких гипса и несколько на голень. Юдинский стол отличный.
Завтра нужно ждать большого поступления. Прорыв, видимо, даётся не легко.
... ... ...
Два дня работали интенсивно.
27-го слышим страшный гул. И бомбят. Вечером шофёры с машин сообщили: "Прорвались!" Теперь, наверное, пойдут. Дай-то бог!
У нас уже скопилось человек пятьсот раненых. Гипсуем немного, не успеваем. Раненые идут хорошие. Настроение - побеждать.
30 июня вдруг рывок: всё время везли из-под Бобруйска, а тут сразу - Осиповичи. Теперь пойдут! Рассказывают, что под Бобруйском немцев окружили, что авиация работала отлично, что машин валяются - тысячи. Немцы
После 1 июля поток раненых резко спал. А 6-го нас предупредили, что скоро нужно ехать. Пока мы собираемся, войска уже ушли далеко, даже толком не знаем, где идут бои. Каждый вечер по несколько раз передают приказы Верховного Главнокомандующего. Вся страна живет наступлением.
9 июля получили приказ ехать в район Бобруйска.
... ... ...
В Рогачёве переправились через Днепр и покатили по настоящему шоссе. К полудню уже подъезжали к Березине, что недалеко от Бобруйска. И тут мы увидели то, что осталось после разгрома окружения.
Поле и редкий лесок, сколько видит глаз, усыпаны техникой. Почти вплотную друг к другу, стоят и лежат перевернутые и целые автомашины всех марок, тягачи, орудия. Между машинами - воронки от взрывов, покалеченные деревья, тряпье, масса разбросанных бумаг. Трупов уже нет, их убрали. Трудно себе представить, что здесь делалось, когда 27-го наши самолеты бомбили этих немцев, густо сбившихся в кучу.
... ... ...
Особист, который "курирует"(!?) наш госпиталь вёл со мной доверительную беседу: о врагах народа, шпионах. Я слушал, выражал удивление: "Неужели? В самом деле? Вот сволочи!" Отлично знал куда ведёт. Так всё и произошло:
Не хотите ли вы помочь нашему общему делу?
И предложил сообщать.
Ответил ему вежливо:
– Я бы с дорогой душой... Но не могу. Убеждения не позволяют, моральные установки.
Он был разочарован. Но подписку о неразглашении разговора взял. В этом я не отказал. Побоялся. Так что "Заседание продолжается, господа присяжные заседатели". Вот с войной покончат и начнут новый заход.
... ... ...
Бобруйск более или менее цел. Получили указания ехать к Минску.
Дорога - асфальт. Мы и не видели такой после Рославля.
Трудно было немцам защищать эту дорогу от партизан. Леса вырублены по обе стороны, построены деревянные форты, в которых держали гарнизоны.
Мостики все взорваны. По обочинам валяются вздутые трупы лошадей с задранными ногами, запах от них - за полкилометра.
Теперь мы вдоволь насмотрелись на немцев. Их вылавливают в лесах - попрятались во время окружения. Впрочем, они сами выходят и сдаются, партизан боятся. Жалкий вид имеют пленные немцы. Вот ведут группу человек в пятьдесят. Не ведут, а сопровождают в плен, дорогу показывают и от населения охраняют. Один пожилой солдат нестроевого вида идёт впереди колонны, устал, ему жарко, винтовка сзади через плечо. Он не беспокоится, что пленные разбегутся.
По дорогам идёт бесконечный поток обозов и машин. Много трофейных, некоторые даже раскрашены в желтый цвет, говорят, что немцы привезли их из Африки.
Войска идут вперёд так быстро, что нам со своим обозом не догнать. Получили приказ ехать до деревни Бобовня, что находится где-то около старой границы.
Долгое и скучное сидение в селе Бобовня, близко к старой границе.
18 июля пришел обоз. Наконец наш ППГ воссоединился и готов работать. Поехали дальше.