Голоса времен.
Шрифт:
Еще были в гостях в деревне. Русской нищеты много повидал за войну, но китайская - из рук вон. Глинобитный домик, малюсенькое окно, земляной пол, печка и что-то вроде нар-лежанки, под которой дымоход проходит. Грязь первобытная. Угощали нас, много блюд, не вкусно.
На китайский новый год ездили в город. Видели представления: драконов, фонарики, фейерверки, шествия.
В конце февраля Бочаров, мой друг и главный хирург округа, вытребовал меня к себе, в Ворошиловск-Уссурийский, в окружной госпиталь.
Впечатления от японцев: "О... о... !!!" Сильная нация. Это оправдалось
От китайцев, наоборот, слабые. Это не оправдалось. Обманулся.
За полтора месяца, что прожили в Манчжурии, написал вторую диссертацию "Организация хирургической работы в полевом госпитале". Материал: "Книга записей хирурга" и память. Хотелось поучить потомков.
2. 1946 г. Ворошилов-Уссурийский. Кирилл. Отпуск.
23 февраля 1946 года. День Красной Армии. Мы с Лидой едем из Маньчжурии. Зима, холод, дорога между сопками, сидим в грузовике на ящиках и тюках, ветер пронизывает шинель насквозь. И будто бы китайцы даже стреляют вслед: "хунхузы".
Полгода назад, когда японцев гнали, китайцы встречали с ликованием: "Шанго ! Шанго!". А теперь разочаровались: вывозим все японские трофеи, а наши оккупационные деньги сильно подняли цены на базарах.
В Ворошилов-Уссурийский, там штаб и окружной госпиталь, приехали вечером, совершенно замёрзшие. Четырехэтажный "генеральский" дом. Остановилась машина, сползли на землю. Лида осталась греться - прыгать, а я поднялся на третий этаж. Открыл молодцеватый офицер: чёрные глаза, шевелюра с проседью - "кавказский человек". Ждали:
– Ты Коля Амосов?
Вышел Аркадий, расцеловал, сказал "сейчас", сесть не предложил. Через минуту вышел одетый: "Пойдём".
Вот так встреча! Обида, почти слёзы. Дружба побоку? Даже погреться не предложил. На улице поздоровался с Лидой, велел нам забираться наверх, сел в кабину, поехали.
Потом ещё с полчаса стояли около госпиталя, пока Аркаша куда-то ходил. Вернулся с офицером и солдатом, чтобы вносить вещи. Очутились в красивой светлой комнате, с обстановкой.
– Здесь Вишневский жил до отъезда. Располагайтесь, завтра поговорим.
И ушёл. Но в комнате так тепло! Санитарка принесла отличный ужин, обида почти прошла.
На следующий день Аркаша всё разъяснил. У военных, как и везде, квартирный кризис. Бочаров пришел вечером к начальнику госпиталя и сказал: "Прибыл из Манчжурии хирург с женой, о котором договаривались. Совершенно замерзли. Прикажите разместить". Тому некуда деться, велел ночевать в кабинете при отделении физиотерапии, где уже раньше жил генерал.
– Если бы я тебя оставил даже на ночь, квартиры бы уже не получить. Им не надо знать, что ты друг. Пока, не надо.
Тот офицер, что встретил у Аркаши, оказался Кирилл Симонян, капитан. Для меня и друзей просто Кирка. Он числился в штабе, жил у Аркадия - они готовили к печати сборник научных работ хирургов Пятой армии. Способный, чёрт, за машинку только сел и как стучит! "Я же пианист!"
Меня определили старшим ординатором в травматологическом отделении окружного госпиталя. Начальник - Фамелис, грек, москвич. Очень знающий, но и я не промах.
Через месяц нам дали комнату. Почти каждый день ходили в гости к Бочарову. И разговоры, разговоры с Киркой. Очаровывал, был у него к этому талант, очаровывать: санитарку, академика, кого угодно.
"Сын персидского подданного". Отец - армянин, ростовский коммерсант, уехал в Иран вскоре после белых, оставил жену с двумя детьми без средств, на попечение родственников. Бедствовали. Кира много рассказывал о школе: был тесный кружок умников. Среди них - А.И.Солженицын. В 43-м Кира попал на фронт в пятую армию, к Аркадию. Быстро выдвинулся до ведущего хирурга медсанбата. Работал отлично.
После того как от Аркаши уехала одна, скажем так, знакомая, а попросту ППЖ ( хирург), Кирка с ординарцем вёл все хозяйство.
Помню, Лида пекла пирог, ставилась минимальная выпивка, и мы очень хорошо проводили время. Главный разговор - о войне. Но уже строили планы на мирную работу и на науку. Сборник трудов закончили, но не напечатали.
... ... ...
В марте была Сессия Верховного Совета - опубликовали планы на 4-ю пятилетку. Восстановление страны, к 1950 достичь 70% от 40 года.
... ... ...
В июне (1946 г.) мы втроём поехали в Москву. Лида, уже свободная - кончать пединститут, Киру обещали демобилизовать, а я в отпуск и к Юдину, за протекцией. Аркаша написал письмо и просил за меня. Без блата демобилизоваться молодому врачу на Востоке было немыслимо.
Страна дышала особым воздухом: облегчение, мир внешний и внутренний. Аресты тридцатых годов заслонились потерями войны. Имя вождя сияло, рапорты заводов и республик "дорогому и любимому" печатались в каждой газете. О новых репрессиях ничего не было слышно, скрывали очень тщательно, научились. Приступили к восстановлению производства. Профессорам удвоили зарплату: поняли цену науки.
Запомнилась дорога с Дальнего Востока. Переполненный вагон. Поезд в Ворошилове брали штурмом, с помощью солдат. Одна полка на троих. Путь - 12 дней, долгие остановки на станциях, очереди у будок "Кипяток", скудные пристанционные базарчики, оборванные дети с ведёрками из консервных банок: "Подайте, дяденька!" Безногие инвалиды с медалями на заношенных гимнастёрках. Уборные со сплошь исписанными стенами. Мы с Кирой специально изучали солдатский фольклор. "Нынче новая программа срать не меньше килограмма".... дальше совсем непечатное. Миллионная армия, что прокатилась на восток и назад оставила следы "на скрижалях".
Сделали остановку в Ярославле: новую жену показать и лишние вещи оставить. По поводу жены - волновался. Не любят невесток, да и Галю помнят. Но всё сошло хорошо, Лида умела себя вести.
Из Ярославля сделал марш-бросок в Череповец: нужно вещи забрать, с друзьями повидаться. Прожил два дня.
Череповец был близко от фронта - около двухсот километров. Город не пострадал, всего несколько бомб сбросили в вокзал. Но голода хватили.
Мои вещи, что оставлял у знакомой докторши проели. Обиды на это не держал. Спасибо, что бумажное имущество сохранили: дипломы, книги, письма. Тетрадки с "теориями".