Голоса выжженных земель

Гребенщиков Андрей

Внезапно девушка, бережливая до собственной жизни, почувствовала движение. Кто-то или что-то было здесь – прямо позади нее! Неясный силуэт мелькнул в проеме распахнутой двери, и через мгновение та со страшным лязгом захлопнулась, отрезая путь назад.

Лариса зажала рот, чтобы не завизжать. Инстинкт самосохранения на все голоса вопил в ее голове, требуя немедленно бежать отсюда, однако ноги больше не слушались – налились неподъемным свинцом, приросли к земле. Она захлебывалась безмолвным криком, сердце рвалось наружу, выгибая, выламывая неестественной дугой ребра. Казалось, горячая кровь, не выдержав подскочившего давления, вот-вот хлынет из носа и ушей. Тот, кто

прятался в темноте, стоял прямо перед ней и тянул, тянул свои конечности, пытаясь вцепиться в лицо. Вопль нестерпимого ужаса вырвался из легких, царапая жгучей болью горло, с хрипом и свистом обретая свободу… Когда воздух вокруг вспыхнул, озаряясь ослепительным, выжигающим глаза взрывом, милосердное сознание, наконец, покинуло девушку.

Часть первая

Голос из прекрасного далека

И пускай он с каждой секундой тише, Этот голос – все, что желаешь слышать. Он тебе нашептывает на ухо, И опять в груди начинает бухать — Это то ли заговор, то ли ересь, Будто теплый ветер качает вереск, Будто незамеченным пилигримом Смерть проходит рядом, но все же мимо. И теченье лет замедляет скорость, Чтобы тоже вслушаться в этот голос И забыть на время свои печали, Потому что слово нежней молчанья. Потому что слово – шальная пуля, И тебя легко под нее толкнули, Чтоб – вербально искренне завербован — Захотел прослушать его ab ovo [2] .

2

Здесь и далее стихи Майка Зиновкина.

Глава 1

Неудачный день

Ник улыбался. Широко, дружелюбно, открыто. Заполнившие лавку покупатели и не подозревали, что приветливый юноша за прилавком в эту самую минуту мысленно осыпает всех страшными проклятиями и насылает на их ничего не подозревающие головы ядерные армагеддоны, мировые войны и прочие вселенские катаклизмы. Экспрессивное выражение «чтоб вы все сдохли!» даже на сотую долю не отражало ту бурю эмоций, что сейчас бушевала в душе несчастного молодого человека.

– Хмм… а покажите, пожалуйста, еще вон тот сотовый телефон. Да, и вот этот желтенький тоже, – грузный пожилой мужчина ткнул пальцем в витрину с электронными гаджетами. Естественно, давно и безнадежно мертвыми. – Вы знаете, мой товарищ, большой любитель старины, имеет весьма эксцентричную слабость к такого рода безделушкам. По вашему мнению, что лучше преподнести юбиляру на его шестидесятилетие – сенсорную «Нокию» или клавишный «Сименс»?

Ник сделал вид, что погрузился в размышления, взвешивая достоинства и недостатки обоих аппаратов. На самом деле ответ давно был известен и звучал очень просто и убийственно для антикварного бизнеса. Примерно так:

«Уважаемые покупатели, это барахло не работает уже двадцать лет и ближайшее тысячелетие работать не будет».

Какое счастье для дядюшки (именно ему принадлежала лавка и весь собранный здесь бесполезный хлам), что

до сих пор находились ностальгирующие чудилы и чудики (Ник четко различал данные категории покупателей), готовые платить вполне приличные деньги за весьма сомнительные товары. Ну зачем в подземелье планшетный компьютер, аккумулятор которого разрядился в нули еще до рождения самого Ника? А навигаторы? Одного законченного чудилу чуть было не хватил кондратий, когда он увидел на витрине пейджер! Де-би-лы!

– Я бы предложил «Сименс», – Ник качнул головой в сторону желтой, уродливой мобилы. – Она стала раритетом еще до Катастрофы, данную модель сняли с производства примерно за дюжину лет до… ну вы понимаете. Если цена не пугает…

– Конечно, конечно, – толстосум с гордостью и нескрываемым удовольствием продемонстрировал рюкзак, плотно набитый автоматными рожками.

«Знатный кошелечек, – мысленно присвистнул Ник. – Мужику есть, чем похвастаться».

– Это же Подарок. Другу. На Юбилей, – с нажимом на заглавные буквы пояснил свою щедрость покупатель.

– Прекрасный выбор! – улыбка Ника стала еще шире. – Желаете подарочную упаковку?

Расплатившись, посетитель долго вертел покупку в руках, доводя Ника до белого каления, – юноша готов был сорваться с места в любую секунду, закрыть лавку и бежать, наконец, по своим долгожданным делам.

– Молодой человек, вы же родились после Катастрофы?

Молодой человек, стараясь ни мимикой, ни голосом не выдать клокочущую внутри ярость, медленно, но верно переходящую в бешенство, мысленно досчитал до десяти и лишь затем произнес:

– Совершенно верно.

– До войны мобилы, так их все называли, являлись важнейшим атрибутом жизни, – продолжил словоохотливый господин, никак не желающий забрать баснословно дорогой кусочек пластика и валить отсюда на всех парах! Ник заскрежетал зубами и вознес молитвенное «помоги!» неизвестным богам долготерпения. – Это сейчас они превратились… – толстосум надолго задумался, подбирая нужные слова. Стрелка внутреннего барометра Ника скакнула еще на несколько делений и достигла опасной зоны. Дальше только взрыв. – …в фетиш, – покупатель оживился, подобрав удачно определение. – Вот именно, в фетиш, в тотем, в памятник самому себе. Памятники бесполезны, следующие поколения людей не интересуются этими каменными истуканами, не понимают их… Лишь старичье до самой смерти продолжает млеть от того, что хранит в себе воспоминания об их молодости…

Странный покупатель нахмурился, резко дернул седой головой с редкими волосами, словно приводя себя в чувство.

– Прошу прощения, юноша. Монолог старого болвана, которому показалось, что он вернулся в свое счастливое вчера, – посетитель обвел рукой лавку, заполненную предметами ушедшей эпохи. – Сорвался. В качестве извинений примите, пожалуйста, вот это.

На прилавок легла пачка сигарет. Старинных! В неповрежденной целлофановой упаковке!

– Берег до последнего, но лечащий врач даже думать о них запретил. Ка-те-го-ри-че-ски. Болван… Наверное, там одна труха. Я, конечно, хранил по науке, но два десятка лет… это много.

Смотря в спину быстро удаляющемуся человеку, Ник искренне сочувствовал ему: расстаться с фетишем, не глупой безжизненной игрушкой типа «Сименса», а настоящим, сохраняющим запретный аромат далекого прошлого… Наверное, он уже тысячу раз пожалел о поспешном поступке и теперь отчаянно ругает себя, борется с малодушием, лишь бы не вернуться и не потребовать драгоценность обратно. Бедняга! А может, никакой поспешности и не было вовсе, лишь давно запланированная церемония прощания с непозволительной более роскошью?