Голоса выжженных земель
Шрифт:
— Давай, — без лишних слов согласился Отшельник. — Для того и собрались.
— Зря Динамо не признало свое поражение. — Голос Вольфа звучал глухо, в отличие от громко клацнувшего в тиши затвора автомата. — Сейчас бы город жил… Перед смертью — твоей или моей, как думаешь? — открою маленькую, зато очень военную тайну. — Вольф хрипло рассмеялся. — Операция «Сайгон» по уничтожению очагов сопротивления свердловского метрополитена — это отнюдь не наша, не «бункеровская» задумка. Ее разработал, а после санкционировал Центр. Нам с Терентьевым лишь предоставили доступ к НАСТОЯЩЕМУ оружию… К городу уже направлялась огромная колонна тяжелой техники и грузовиков с продовольствием,
— Копкой под кодовым названием «Искупление Сайгона»?
— Откуда… откуда ты знаешь?!
— Не дошел твой конвой. Где-то в районе Верхнего Дуброво последний радиоперехват был. Потом тишина.
Вольф умолк и молчал довольно долго. Потом позвал:
— Отшельник?
— Да?
— Отзови своих головорезов и сам не стреляй. Хочу поговорить.
— О чем ты, они давно ушли. Я стрелять пока не буду.
— Так я выхожу?
— Выходи.
Сначала из-за перегородки показалась голова Вольфа, которая завертелась, ощупывая цепким взглядом пространство вокруг неподвижно стоящего Отшельника, затем высунулся автомат с демонстративно опущенным к земле дулом и, наконец, генерал появился целиком. С интересом окинул взглядом собеседника и остановился. Видимо, выражение глаз Отшельника успокоило Генриха Станиславовича окончательно — закинув автомат на плечо, он отвернулся и отошел в противоположную сторону, где на полу лежало тело Никиты. Присел рядом с ней, что-то прошептал и нежно провел ладонью по холодному и удивительно безмятежному лицу.
Отшельник терпеливо ждал.
— Отомщу за нее, — наконец проговорил Вольф, подходя к Отшельнику. — И не тебе, ее убийце. Но пока эмоции подождут. Я предлагаю договариваться. Дуброво не так далеко — километров тридцать. Ты не представляешь, что это был за конвой: танки, БТРы, мотопехота и огромное, нереальное количество груза… Ставка готовила свой переезд в Екатеринбург. Там, в трех десятках километров, целое Эльдорадо. Нам хватит, чтобы поднять город. Мы все исправим…
— Кто «мы», Генрих? Изгнанный генерал без войска и Отшельник, в самом деле, ставший простым одиночкой?
— Я договорюсь с Красновым, это эмиссар Ставки. Мы все уладим! У него есть два вертолета, мы полетим…
— Уже один. Второй сбит по моей личной просьбе Орденом Зеркала…
— Это что еще за напасть?.. Ладно, плевать, неважно. Один так один, хватит и его!
— Ты не понимаешь… не знаешь… не видишь. Или не хочешь понимать, знать и видеть. Загляни чуть подальше своего тупого реваншизма, нет здесь людей. Большое метро ты убил, уничтожив ключевые станции, а жалкие остатки не доживут ни до какого мифического конвоя. В эти самые минуты орды мутантов с Уктуса идут к внутренней части Щорса — к Ботанике. И это только первая волна. Для тебя и для твоего Бункера с его имперскими амбициями все кончено, Вольф. Он примет на себя основной удар нечисти, после чего мы его и накроем, вместе с уктусскими тварями…
— Что значит «накроем»?!
— Это значит, моя очередь жать на красную кнопку, Генрих Станиславович.
— Блеф! У тебя нет кодов доступа!
— Ты прав, нет. Зато есть у моих, как ты их окрестил, «головорезов». Жаль, конечно, что самолично инициировать процесс мне не удастся, но сам факт радует безмерно. Ваш поганый склеп испытает на своей шкуре то, на что ты обрек наши станции.
— Ты больной ублюдок! — Руки Вольфа сжались в кулаки, а испепеляющий взгляд уперся в холодное спокойствие глаз Отшельника. Но как генерал ни пытался обнаружить в них ложь или игру, не находил и следа. Тогда он поднял автомат и направил
— Не могу. — Отшельник равнодушно пожал плечами. — Как и в случае с Игнатом, мне неизвестно, куда они направляются. Ребята уже в автономном плавании.
— Зато мне известно. Пункт управления находится под Окружным домом офицеров. Либо отведешь меня туда, раз уж эта часть города тебе близка и знакома, либо унесешь обретенное знание в могилу. Выбирай.
Отшельник ухмыльнулся:
— ОДО? Не ожидал, если честно. Самый центр города…
— Там расположен бункер, аналогичный нашему, только предназначен он был не для всякой гражданской швали, а для военного руководства.
— Но там ведь никого нет?
— Нет. Когда я побывал там шестнадцать лет назад, бункер оказался покинутым. Не знаю, что заставило их… Впрочем, сейчас это не имеет значения. Тебе нужно выбирать. Видит небо, мне безумно хочется тебя пристрелить, но есть вещи поважней эмоций. Я сумею себя сдержать, если ты сделаешь верный выбор.
— Эмоции… Это ведь они делают человека человеком. Способность мыслить нынче дарована многим, и только эмоции — до сих пор наша прерогатива. Так что не стоит себя сдерживать. Тем более что мой выбор сделан уже давно.
Последние слова Отшельника потонули во внезапно возникшем и тут же резко усилившемся рокоте, шедшем откуда-то извне. А через несколько секунд раздался оглушительный взрыв. Башня содрогнулась от страшного удара, и ее купол, в мгновение ока покрывшись миллионом крошечных трещин, рухнул вниз — прямо на двух людей, безмолвно воззрившихся на ярость разверзшихся небес.
Застывший воздух, потревоженный спешащим на выстрелы Маркусом и его немногочисленной группой, ощутимо завибрировал, налился тяжестью. Пробиваться сквозь него приходилось, словно через дрожащий, колышущийся кисель. Воздух упирался и противился напору людей, а два приближающихся мрачных здания, что смотрели прямо на безумцев, беспардонно прервавших их продолжительный и беспокойный сон, ожили.
Тевтон чувствовал, как пелена беспамятства и бесконечного потустороннего кошмара покидала корпуса госпиталя. Сущность, обитающая в старинных строениях, пришла в движение и сотнями оконных проемов-зрачков уставилась на нарушителей незримой границы. Ярость и торжество — окружающее пространство налилось ими, запульсировало злобой и мстительной яростью. Свежая кровь!
Маркуса бросило в жар. Как же те двое, кого они упорно преследовали, смогли миновать это проклятое место?! А ведь они прошли — шум перестрелки приходил откуда-то издалека, значит, парочка была там, впереди! Потом его разума достиг холодный и четкий приказ: «Приди ко мне!», и тело само рванулось к зданию, расположенному по левую руку. Непослушные ноги помимо его воли понесли Маркуса, невзирая на сопротивление.
«Ты. Принадлежишь. Мне», — донеслось справа, и туловище Тевтона изменило направление, заложив резкий вираж в противоположную от первого здания сторону. Крупные капли пота заструились по спине мгновенно взмокшего блондина — водоворот чужого, нечеловеческого голода, жажды живой плоти, закручивал, засасывал в такую пучину, возврата из которой не было.
Заставить вырывающееся из груди сердце замереть, остановить ток крови, что вскипает от чудовищной дозы адреналина, заткнуть бьющийся в истерике инстинкт самосохранения! Всполохи мятущегося сознания — затухают, беспокойные, мчащиеся галопом мысли — вас нет. Пустота и чистота. Здесь никого и ничего нет. Пустота в пустоте. Ни движения, ни дыхания, ни пульса. Ни жизни.