Голоса животных и растений
Шрифт:
Вельвичия — раздельнополое, двухдомное растение, одно из 15 охраняемых законом в Намибии, редко бывает выше полуметра, в диаметре — метр и более. «Большой господин» выпускает твердый стержневой корень на глубину не более пяти метров, который никогда не дотягивается до подземных вод. Ствол сверху выглядит как блюдце, книзу конусообразно суживается: он напоминает перевернутую ногу слона, высунувшуюся из земли. Ствол покрыт толстым слоем эпидермы — толщина его доходит до двух сантиметров. Древесина плотная, как у секвойи, и настолько твердая, что поцарапать ее удается только гвоздем. Принято считать, что стволы вельвичии сохраняют запасы воды, но никто точно не знает, так ли это. Во всяком случае, свежесрубленное растение тонет в воде. Сухая древесина
Жизнь вельвичии начинается с того, что из глубоких борозд в широком приземистом стволе она выпускает два длинных зеленовато-коричневых листа, похожих на листья обычной большой лилии, но на ощупь напоминающих доски. Этих листов хватает на всю жизнь. Они расширяются, растут со скоростью 8—15 сантиметров в год, достигая 3 метров в длину. Описана вельвичия с листьями длиной 6,2 метра при ширине 1,8 метра, а Крис Борнман рассказывал о растениях с листьями длиной 8,8 метра. Ветер яростно рвет тугие волокнистые листья на полосы, распарывает их вдоль, расщепляет на сегменты; они громоздятся на песке бесчисленными грудами, вьются, как змеи, иссохшие, сморщенные, отмирающие на концах, срастаются между собой — кажется, будто у растения много стреловидных листьев. Вельвичия в возрасте две тысячи лет дает такую массу и площадь листа, что можно покрыть беговую дорожку длиной 400 метров и шириной 3 метра.
Неглубокий корень, пытающийся высасывать хоть малую толику влаги из почвы, вряд ли спас бы растение в жаркой пустыне. Вельвичию выручают близкие к поверхности поперечные корни и особенно листья, утоляющие жажду за счет туманов — главного источника влаги в Намибе. По утрам западные ветры гонят волны жуткой мглы в глубь материка. Конденсирующийся туман соответствует 50 миллиметрам осадков. Самое поразительное в листьях вельвичии — их площадь. Как я уже говорил, в этих краях водятся только ксерофиты с колючками, то есть с минимальной поверхностью листа, позволяющей ограничить потерю влаги через поры. В их компании вельвичия выглядит случайной гостьей. Тайна же выживания вельвичии как раз в обширной площади ее листа. Миллионы устьиц на верхней и нижней его сторонах (на квадратный сантиметр их приходится 2220) усиленно поглощают влагу из тумана. Там, где не бывает туманов, нет и вельвичии. Иногда мучимые жаждой сернобыки объедают водянистые листья, пережевывая их и сплевывая твердые ткани.
Долгое время тайной оставалось то, как вельвичия размножается. До сих пор считалось, что ее опыляет крошечный красный жучок-сокоед probergrothius sexpunctatis, меняющий по мере роста окраску от ярко-красной до сочно-желтой с черными крапинками. Его находят только вблизи вельвичий. На самом деле эндемичное перепончатокрылое — обычный приживальщик. Жучок сосет сок молодых цветов, особенно на женском растении, питается семязачатками. Исчезнет вельвичия — погибнет жучок.
Как выяснилось, в опылении виноват ветер, в помощь которому требуются еще несколько дней довольно сильных дождей. А такое сочетание, понятно, случается далеко не часто. Этим объясняется тот факт, что в некоторых колониях вельвичий все растения оказываются более или менее ровесниками. Женские растения производят до ста алых конусообразных цветов за сезон. Мужские дают пыльцу, которую разносят окрест сухие осенние ветры. Семена пускают корни в сырых местах или ждут, пока водные потоки не разнесут их по скалам и камням — на самые подходящие места, где они затем и прорастают. В ботаническом саду Университета Стелленбоса (ЮАР) я увидел единственное в мире растение, выращенное в тепличных условиях из семени.
В Намибе — наверное, как и в других пустынях — природа сотворила неповторимую, подлинно симфоническую гармонию. Растения ведут себя, можно сказать, осмысленно, никогда не располагаются близко друг к другу, не мешают друг другу. Они сумели не только ужиться на одной земле и научиться развиваться самостоятельно, но и освободились от всякого подобия «кучкования» или соперничества между собой: в их мире есть
На гербе Намибии изображена вельвичия, раскинувшая листья на золотом фоне пустыни: молодая республика хочет иметь такую же долгую жизнь, как это растение. Под малахитовой вельвичией начертан девиз: «Свобода, единство, справедливость». В обществе, как и в природе, должна быть своя гармония, основанная на присущих ему внутренних законах.
— Претворение в жизнь одной из составляющих девиза ничего не значит, если игнорируются две другие, — сказал мне президент Республики Намибия Сэм Нуйома.
Именно так все происходит в природе, у которой нам следует учиться. Однако самонадеянные люди, к сожалению, плохо учатся.
Глава тринадцатая
У КАЖДОГО ДЕРЕВА ЕСТЬ ДУША
Живое существо
— Слышите, нам что-то пытается сказать «говорящее дерево»?.. — показывает мне на тихо шелестящее под легким ветерком священное ветвистое существо вождь деревушки на юго-западе Камеруна, Зомо Мебенга. — У каждого дерева есть душа! — повторяет он убежденно и негромко, словно бы для себя.
Я вслушиваюсь в лесной гомон, но, конечно, ничего, кроме шороха листвы, не слышу. Однако уже один вид знаменитого на всю округу дерева околдовывает. Суровые кары грозят в Западной Африке человеку, срубившему или поломавшему это бобовое дерево из рода лоеснерий. Из его древесины делают амулеты и, что особенно интересно, оно отличный собеседник, по сей день слывущий оракулом. Люди готовы платить бешеные деньги, лишь бы в тиши посидеть с ним наедине под его сенью, поведать ему вслух или мысленно (кто как хочет) свои заботы и печали, сорвать несколько листьев и добиться его благосклонности.
— Каждое дерево имеет душу, оно все видит и слышит, ему тоже бывает больно. Как и мы, люди, дерево ощущает несправедливость… — вздыхает вождь.
Наверное, если даже и не разделяешь этих языческих убеждений, представления африканцев о природе не могут не тронуть сердце, поскольку они пронизаны любовью к жизни и неутолимой жаждой красоты. Разве не светел и не прекрасен взгляд людей на мир, при котором все сущее одушевлено и одухотворено, сплавлено общей болью и страданиями? Деревья, холмы, камни, солнце, луна, молния, гроза, землетрясения… — все явления, существа и предметы природы столь же живы для африканцев, как живы сами эти люди. Поведение деревьев, если хорошенько вглядеться, и впрямь отличается несомненной разумностью. Вместе с тем подобные воззрения на мир влекут за собой более эмоциональное, прочувствованное, доброе отношение к тому, что другим кажется неодушевленным, мертвым.
Любой африканец воспринимает деревья как одушевленные, сознательные существа и понимает, сколь сильна его собственная зависимость от них. Ведь без дров и хвороста не приготовить еды, не разжечь костра, чтобы согреться холодными ночами или отогнать хищников. В тропическом лесу темно, страшно, опасно: в зарослях прячется леопард, готовый в любой миг прыгнуть на одинокого путника, особенно ночью, в плотной листве притаились смертоносные змеи, можно нечаянно потревожить пчел или других не менее опасных насекомых. Африканцы благоговеют перед окружающим их лесом и боятся его. Страх обусловлен, с одной стороны, реальной угрозой, таящейся в лесу, а с другой — мистическим его восприятием.