Голова королевы. Том 1
Шрифт:
— Лорд Джэмс! Ваше рвение опережает наше решение: первый лорд моего королевства должен дожидаться моих приказаний! Милорды, — обратилась она затем к Дугласу и Сэррею, — объяснения графа Лейстера кажутся мне вполне удовлетворительными, и я прошу вас избавить меня от неприятного положения, в которое я была бы неминуемо поставлена, если бы мне пришлось объявлять определенное решение или брать под свою защиту английского посла.
Дуглас преклонил колено и ответил очаровательнейшей королеве:
— Я повинуюсь, ваше величество, принимаю поручительство графа Лейстера и жду от него, что он не оставит без наказания
— Я же, — сказал Сэррей, — воспользуюсь разрешением графа Лейстера поискать Филли в его имениях и, если, как я надеюсь, подозрение окажется необоснованным, буду просить графа о прощении.
— Благодарю вас, милорды, — ответила королева. — Но сэр Брай все еще молчит?
Ваше величество! — ответил Брай, выражение лица которого стало совсем мрачным. — Я явился сюда для того, чтобы выслушать ответ графа Лейстера на обвинения лорда Дугласа, и этот ответ не только не уменьшил моих подозрений, но, наоборот, увеличил их. Поэтому я не отвергаю и не принимаю никаких поручительств в том, виноват ли граф, или нет, и никакие угрозы лорда Мюррея и никакое ваше заступничество не удержат меня от того, чтобы наказать виновного!
— Так вас арестуют, сэр Брай! — воскликнул Мюррей, топнув ногой.
Попробуйте! — произнес Вальтер, презрительно пожимая плечами. — Тогда скажут, что лорд Мюррей продался не только английской королеве, но и лорду Лейстеру!
— Ах, ты, мужик! — возмутился Мюррей и схватился за меч.
Но Дуглас тоже схватился за оружие и воскликнул:
— Сэр Брай находится под моей защитой! Вы — еще не повелитель Шотландии, да и не будете им никогда, пока я буду жить на свете.
— Милорд Джэмс, — остановила спорящих Мария, обрадовавшаяся, что у Мюррея появился еще один враг. — Вы во второй раз забываетесь, надеюсь, вы не думаете, что являетесь хозяином в замке, который принял под свой кров вашу королеву?
— Ну а если бы он и дошел до этого, — сказал королеве Дуглас, — то моя конница живо избавила бы вас от такого хозяина!
Лейстер решил подыграть Дугласу. Известие, что тот признает Филли своей дочерью, уже пробудило в нем счастливую идею довериться ему во всем и тем снискать его расположение; он мог бы стать тогда независимым и от Елизаветы.
— Милорды! — воскликнул он. — Я не могу примириться с тем, чтобы моя особа послужила предметом ссоры между вернейшими вассалами ее величества королевы. Я сам готов был бы защитить сэра Брая, если бы его вздумали арестовать, потому что он был моим другом, и в моих интересах всецело доказать ему, что он не прав, имея против меня подозрения. Простите, — обратился он затем к Мюррею, — нужно знать сэра Брая, чтобы понимать, что даже в его дерзости неизменно проглядывает порядочность!
На этом было кончено, и Мария отпустила их всех.
— Или это — подлая змея, или мы были по отношению к нему жестоко несправедливы! — пробормотал Брай.
— Поедем вместе в Лейстер! — просто ответил Сэррей.
Королева осталась в глубокой задумчивости, когда лорды вышли из комнаты. Она заметила, с каким выражением мрачного упорства и зловещей угрозы удалился Мюррей, и инстинктивно чувствовала, что наступает момент кризиса, из которого она должна выйти победительницей, если не хочет погибнуть навсегда.
Через несколько дней после случая с похищением Филли королева, еще раз выслушав уверения своих союзников в помощи, вызвала к себе графа Мюррея. Он появился перед ней вооруженным с ног до головы. Его лицо было очень серьезно, он отлично сознавал всю важность момента, так же как и королева, его сестра. Интриги Марии были известны Мюррею. Ее брак с Дарнлеем означал бы для Джэмса его падение. Но этот брак навлек бы и на Марию вражду Елизаветы. Мюррей был шотландской опорой королевы, он заставил мятежных лордов уважать ее волю — так неужели же он так старался для какого-то Дарнлея? Неужели он должен был отказаться от своих планов довести дом Стюартов до английского трона?
Мария видела в Мюррее только докучного опекуна, человека, обязавшего ее благодарностью за услуги, цель которых казалась ей подозрительной. Кому, собственно, служил он — ей или самому себе? Он заставил смириться враждебных и мятежных лордов; но не сделал ли он этого только потому, что они были его врагами, что хотел лично играть роль хозяина в Шотландии? Нельзя было отрицать, что он значительно поднял в стране престиж короны, но что было ей до этого, раз она по-прежнему должна была оставаться пленницей? Правил он, она же только подчинялась ему во всем. Но Мюррей пошел дальше — он хотел распоряжаться не только судьбами государства, но и ее рукой. Эта претензия ясно показывала ей, что Мюррей видит в ней пустую куклу, с которой можно играть по своему желанию.
Оба подступили друг к другу с твердой решимостью довести дело до полного поражения противника. Королева опиралась на свое право монархини, Мюррей — на сознание своей избранности, и готов был в любой момент раздавить королеву. Однако не думал о том, что женщина, подобная Марии Стюарт, скорее даст себя убить, чем уступит врагу, которого она стала ненавидеть за то, что он вмешался в вопрос ее сердца.
— Джэмс Стюарт, — начала Мария, — я отлично умею ценить то, чем вы были до сих пор для меня, и положение, которое я создала вам в королевстве, доказывает, что я всегда видела в вас опору своего трона.
— Я очень рад, если это убеждение вы почерпнули из сознания, что ваш трон все еще нуждается в такой опоре, ведь все, что мне удалось сделать, пойдет прахом и навлечет на вас опасности вместо спокойствия, если вы лишите меня этого доверия. В нашей стране, раздираемой партийными ссорами, вы должны образовать собственную партию, во главе которой вы будете в силах объявить войну всем остальным, между тем как колебание между отдельными существующими партиями сделает вас игрушкой всех их. Вы поручили мне создать для вас такую партию и видели успешность моих стараний. Теперь уже никто не решается помешать служениям католических обеден, надменные лорды укрощены, корона приобретает прежний престиж, и он может возрасти до небывалой высоты, если удастся осуществить союз с Англией, над созданием которого я работаю.