Голова королевы. Том 2
Шрифт:
— Я сам так думаю, и если я прошу руки вашей дочери, то это служит верным доказательством того, что у меня нет никакого предубеждения против вас, и я совсем не считаю вас виновным.
— По-видимому, так!
— Но если вы отвергаете мое искательство, то я, пожалуй, буду думать иначе.
— Нисколько в том не сомневаюсь!
— Дело обстоит приблизительно так: Вилли — о вас я не буду распространяться более, так как вы сами можете оценить свою пользу — Вилли сделается миссис Пельдрам, настоящей леди, заживет в достатке и всяком довольстве. Или же она окажется дочерью государственного преступника, обреченной на нищету, горе, презрение, преследование — одним словом, на всякие бедствия, Ясно ли это?
— Вполне!
— А что вы скажете на мои слова?
— Я скажу: если вы нравитесь Вилли, то я не имею ничего против вашего сватовства.
— Хорошо сказано! Итак, спросите Вилли, нравлюсь ли я ей.
— Сейчас?
— Конечно!
— Хорошо… тогда обождите немножко.
Оллан оставался таким же холодным и спокойным, как и в начале разговора, несмотря на грозную перспективу, развернутую Пельдрамом перед ним. Соучастие оружейника в покушении Киприана было для полицейского вне всякого сомнения, но вместе с тем Пельдрам отлично сознавал, что старик готов на все и не согласился бы отдать ему руку Вилли, если бы угроза Пельдрама не напугала его. Впрочем, оба они были шотландцы и обделывали дело по-шотландски сухо, обдуманно, согласно здравому смыслу.
Итак, результат сватовства зависел теперь от Вилли.
Переговоры отца с дочерью носили тот же характер, как и предшествующая беседа между Олланом и Пельдрамом. Старый оружейник увел дочь из лавки в другую комнату и сказал ей:
— Вилли, пришел Пельдрам и просит твоей руки.
— Я не могу выйти за него, он противен мне! — вспыхнула девушка.
— Знаю и потому не стал бы передавать тебе его предложение, а сам отказал бы ему наотрез, да дело в том, что Киприан умер.
Вилли заплакала.
— Он не мог, — продолжал отец, — выполнить свою задачу. Однако главное — Пельдрам все-таки может покарать или помиловать нас…
— Пусть так! — заявила Вили. — Я не имею никакого отношения к делам, которые дают ему на это право.
— Но я замешан в них… И потом, совершенно безразлично, виновны ли мы, или невиновны, этот человек имеет власть погубить нас, если захочет, Дело идет теперь о том, чтобы из двух зол выбрать меньшее.
Вилли осушила слезы и, посмотрев на отца, решительно сказала:
— Тогда я пожертвую собой ради вас!
— Нет, мне этой жертвы не надо. Я знаю, что мне нужно. А ты должна думать только о своей пользе. Конечно, своим согласием ты сохранишь себе отца… Ну, что же, как ты решишь?
— Я согласна! — твердо сказала Вилли.
— Хорошо, — буркнул старик, — пойдем со мной к матери.
Отец и дочь пошли в лавку.
— Вилли — невеста сэра Пельдрама, — сказал Оллан жене. — Ты ничего не имеешь против этого?
— Нет! — холодно ответила жена.
— Тогда следуйте за мной.
Семейство отправилось в гостиную, где ожидал Пельдрам.
— Вот, сэр, моя дочь, — сказал старик, — она соглашается. Я привел к вам невесту.
Пельдрам поднялся с места, взял руку молодой девушки и сказал ей какую-то любезность. Он был мастер по этой части!… Наконец он поцеловал Вилли, которая не уклонилась от его поцелуя, и обменялся рукопожатием с ее родителями.
— Я не стану торопить со свадьбой, — заметил Пельдрам, — мне нужно только, чтобы она состоялась в нынешнем году!
— Хорошо, — ответил Оллан, — мы еще успеем потолковать обо всем.
Пельдрам простился с женщинами, и Оллан пошел провожать его. Когда они вышли из комнаты, Вилли, рыдая, упала на стул, мать же не проронила ни слова. Остановившись у порога, Оллан следил за своим будущим зятем. В его глазах таилось что-то зловещее. Старик заметил еще, что полицейский заговорил с кем-то в отдалении, после чего оружейник вернулся к себе в дом.
— И этот бредет сюда же!… Только уж опоздал, голубчик! — ворчливо процедил он сквозь зубы.
Человек, заговоривший с Пельдрамом, был Дик Маттерн. Заносчивый, непроходимый болван, воображавший о себе очень много, он считал себя вправе бесцеремонно заговаривать с директором полиции.
— Хорошо, что я встретил вас, — сказал он, поздоровавшись с Пельдрамом. — Вы разрешите мне обратиться к вам с несколькими словами?
Пельдрам, весело настроенный и раньше, окончательно расцвел душой после удачи своего сватовства к прекрасной Вилли. Вероятно, дорогой он соображал про себя, что его должность, принесшая ему и без того много выгод, способствовала теперь устройству его судьбы.
— Разрешаю, — с улыбкой ответил он, — если только вы по своей мудрости не наговорите опять какой-нибудь нелепости.
— Нелепости? — переспросил озадаченный Дик. — Я полагал, что вы признали теперь справедливость моей догадки.
— Относительно чего? — спросил Пельдрам.
— Да насчет Киприана, Ведь он оказался заговорщиком. Хотя ранил только служанку, но покушался-то убить нашу всемилостивейшую королеву.
— Черт побери! Так это вам известно?.. Тогда я должен немедленно схватить вас за шиворот.
— Меня?.. Я ровно ничего не знаю, а только предполагаю.
— Так я и думал, дружище Дик. Держите-ка лучше про себя свои предположения; не надо возбуждать напрасное любопытство, иначе вам могут учинить весьма подробный допрос. Если я услышу от вас еще что-нибудь подобное, то буду вынужден распорядиться на этот счет. Впрочем, вы — осел, вот вам и весь сказ!
С этими словами Пельдрам отправился своей дорогой.
Дик Маттерн остался на месте, как пораженный громом. У него хватило рассудка опомниться и внезапно прозреть. Наконец он хлопнул себя по губам и подумал: