Голова лошади

Макбейн Эд

— Прекрати, ненормальный, щекотно же.

— Ты хоть знаешь, что мы сейчас делаем? — спросил он и сел.

— Да уж знаю, — ответила Мерили, неловко оправляя юбку.

— А знаешь где?

— Прямо в Публичной библиотеке Нью-Йорка.

— Правильно. А знаешь, на чем?

— На полу.

— Не правильно.

— Извини, на твоем пиджаке.

— Неверно.

— Тогда на чем же?

— На пятистах тысячах долларов, — сказал Малони, встал на ноги, отряхнул брюки и протянул девушке руку.

— Могу я попросить тебя встать?

— Конечно, — озадаченно сказала она и дала ему руку.

Он помог ей подняться и, усмехаясь, взял пиджак. Вытряхивая из него пыль, он сказал:

— Ты что-нибудь слышишь?

— Нет. — Послушай внимательно.

— Все равно я ничего не слышу.

— Ну, слушай же, — сказал он и намеренно провел ладонью по пиджаку долгим движением, счищая пыль со спины, плечей и рукавов и склонив голову набок, усмехаясь ничего не понимающей девушке, которая смотрела на него так, словно после всего он повредился в уме.

— Ничего я не слышу.

— Не слышишь, как шуршит шелк?

— Нет.

— И не слышишь, как шелестят крылья ангелов?

— Нет!

— Неужели ты не слышишь, прелесть моя, как шуршат деньги?

— Говорю тебе, я ничего такого не слышу.

— У тебя есть нож? — спросил он.

— Нет.

— А ножницы?

— Тоже нет.

— А случайно в твоей сумочке нет маникюрного набора?

— Все, что у меня там есть, это водительские права и тот пистолет. Где деньги?

— Мне нужно распороть этот шов.

— Зачем?

Малони усмехнулся и повертел пиджак в руках. Он чувствовал плотный слой денег, зашитых под подкладку, мог прощупать очертания каждой пачки, спрятанной между тканью и подкладкой. Он раздумывал, вынимать ли ему пачки одну за другой и по очереди бросать их на пол к ногам Мерили или лучше просто подпороть шов внизу и позволить пачкам падать на пол как попало, чтобы это походило на денежный дождь. Он решил, что будет очень приятно видеть, как идет дождь из денег, поэтому ласково усмехнулся Мерили, которая внимательно и настороженно следила за ним, сощурив глаза, и чувственное выражение совершенно исчезло с ее лица. Пиджак был превосходно сшит, он-то сразу понял, что К, и его компания обладала отличным вкусом. Пиджак не только отличался элегантным фасоном, но и сшит был на совесть. Стежки шва плотно прилегали друг к другу, все было сделано от руки, все было предусмотрено, чтобы обеспечить сохранность клада при любом несчастном случае по пути в Рим. Наконец Малони удалось разорвать нитки первых нескольких стежков зубами, что мама категорически запрещала ему делать, после чего он втиснул палец в образовавшуюся дырку и стал распарывать нитки вдоль всего шва, придерживая полу пиджака, чтобы деньги не выпали раньше, чем он не устроит из них настоящий дождь. Распоров шов до конца, он встал с корточек, все еще удерживая пиджак так, чтобы из него ничего не выпало, протянул его вперед на обеих руках и сказал:

— Сейчас пойдет дождь из денег, Мерили.

— О, пусть он скорее пойдет! — сказала Мерили.

— Это будет настоящий ливень из пятисот тысяч долларов.

— О да! Да! Да!

— Он зальет весь этот пол.

— Пусть себе зальет, беби! — сказала девушка.

— А потом мы снова займемся любовью, — сказал Малони.

— И не один раз, а полмиллиона раз, — сказала девушка. — По одному разу за каждый доллар.

— Ты готова?

— Я готова, беби, — сказала она, сияя глазами.

— А вот и они! — сказал Малони. — Вот они — пятьсот тысяч долларов в настоящих американских бумажках! Кап-кап-кап! — И он отпустил подкладку пиджака.

Глава 4

КОЛЛАХЭН

Пачки посыпались на пол дождем, как и ожидал Мелони — кап, кап, кап, — большие крупные капли денежного дождя шлепались на каменный пол, вздымая густые облака вековой пыли, поначалу затруднявшие видимость, почему он и решил, что ему просто почудилось то, что он увидел. Плюх, шлеп, плюх, шлеп, продолжали выскальзывать из пиджака пачки, усеивая все вокруг, а они с девушкой, как зачарованные, смотрели на восхитительный дождь из денег… Постепенно пыль осела, и они не могли отвести ошеломленных взглядов от груды пачек, и Малони отчаянно захотелось плакать.

Все эти бесчисленные пачки стоили ровно десять центов, то есть столько, сколько стоит пятничный номер «Нью-Йорк тайме»: ведь они были из нее изготовлены. Малони продолжал глядеть на пачки, которые кто-то очень старательно нарезал по размеру банковских купюр, а затем сложил и аккуратно стянул каждую пачку резинкой, стараясь, чтобы каждая пачка была достаточно тонкой, чтобы ее можно было зашить под подкладку похоронного пиджака. Он не отводил глаз от пола, потому что попросту боялся встретиться с взглядом девушки.

— Кажется… это газета, — смущенно закашлявшись, сказал он.

— Да, это она, — сказала Мерили.

Они молча смотрели на нарезанные стопки газетной бумаги.

— Господи! — выдохнул он.

— Газета, — сказала она.

— Боже мой!

— Кажется, это «Нью-Йорк тайме», — сказала девушка. — Я ее даже не читаю.

— О Господи!

— Знаешь, кто это мог сделать? — спросила она.

— Кто?

— Тот, кто читает «Нью-Йорк тайме».

— Точно, — сказал Малони.

— О Боже! — сказала девушка. — Господи Боже ты мой!

У Малони вырвался болезненный стон.

— Боже мой!

Они снова замолчали.

В тишине раздался неестественно громкий звонок, до такой степени напугав Малони, что он отпрянул к стене и с удивлением обнаружил, что весь дрожит. До этого самого момента он еще не осознал, что ничего не стоящая груда газетной бумаги, расползшаяся у его ног, означает нечто большее, чем просто конец его мечты игрока. Это ворох бумаг, содержащий отчеты о вчерашних матчах бейсбола и военных столкновениях, обзоры вчерашних котировок акций и театральных пьес, эта никчемная груда искромсанной газеты, поверженная в пыль, содержала также, если бы Малони пожелал вдуматься, траурное сообщение, извещающее о безвременной кончине самого Эндрю Малони, которая воспоследует в не столь уж отдаленном будущем. Одно дело убежать от Зловонной Трубы Крюгера, когда у тебя полмиллиона долларов и прекрасная девушка. И совершенно другое, когда перед тобой лежит груда искромсанной вчерашней газеты и блондинка, лицо которой приобрело откровенно подлое выражение.

Он не мог этого понять, но это выражение проступало в брезгливой складке ее губ и в каком-то отстраненном взгляде внезапно ставших холодными глаз. О Господи, подумал Малони, кажется, я скоро могу оказаться в довольно сложной ситуации. Врожденный оптимизм не позволял ему признать, что ситуация уже была хуже некуда.

— Вот поэтому и нужно сначала всегда брать деньги, — сказала девушка, словно подводила итог своим размышлениям.

— Наверное, — сказал Малони.

Он все еще держал пиджак в руках. Кисло усмехнувшись, он швырнул его на пол, пиджак упал в пыль, безжизненный и никчемный. Он сердито пнул его ногой.