Голова профессора Доуэля. Властелин мира
Шрифт:
Ларе укоризненно посмотрел на Доуэля:
– Вы думаете, что я с ума сошел?… Не торопитесь делать окончательное заключение. Выслушайте меня до конца. Это еще не все. Когда певичка спела свою песенку, она сделала кистью руки вот такой жест. Это любимый жест Анжелики, жест совершенно индивидуальный, неповторимый.
– Но что же вы хотите сказать? Не думаете же вы, что неизвестная певица обладает телом Анжелики?
Ларе потер лоб:
– Не знаю… от этого действительно с ума сойти можно… Но слушайте дальше. На шее певица носит замысловатое колье, вернее даже не колье, а целый приставной воротничок, украшенный
– Нет, это невозможно! – воскликнул Доуэль. – Ведь Анжелика по…
– Погибла? В том-то и дело, что это никому не известно. Она сама или ее труп бесследно исчез. И вот теперь…
– Вы встречаете оживший труп Анжелики?
– О-о!.. – Ларе простонал. – Я думал именно об этом.
Доуэль поднялся и заходил по комнате. Очевидно, сегодня уже не удастся лечь спать.
– Будем рассуждать хладнокровно, – сказал он. – Вы говорите, что ваша неизвестная певичка имеет как бы два голоса: один свой, более чем посредственный, и другой – Анжелики Гай?
– Низкий регистр – ее неповторимое контральто, – ответил Ларе, утвердительно кивнув головой.
– Но ведь это же физиологически невозможно. Не предполагаете же вы, что человек высокие ноты извлекает из своего горла верхними концами связок, а нижние – нижними? Высота звука зависит от большего или меньшего напряжения голосовых связок на всем протяжении. Ведь это как на струне: при большем натяжении вибрирующая струна дает больше колебаний и более высокий звук, и обратно. Притом если бы проделать такую операцию, то голосовые связки были бы укорочены, значит, голос стал бы очень высоким. Да и едва ли человек мог бы петь после такой операции: рубцы должны были бы мешать правильной вибрации связок, и голос в лучшем случае был бы очень хриплым… Нет, это решительно невозможно. Наконец, чтобы «оживить» тело Анжелики, надо бы иметь голову, чью-то голову без тела.
Доуэль неожиданно замолк, так как вспомнил о том, что в известной степени подкрепляло предположение Ларе.
Артур сам присутствовал при некоторых опытах своего отца. Профессор Доуэль вливал в сосуды погибшей собаки нагретую до тридцати семи градусов Цельсия питательную жидкость с адреналином – веществом, раздражающим и заставляющим их сокращаться. Когда эта жидкость под некоторым давлением попадала в сердце, она восстанавливала его деятельность, и сердце начинало прогонять кровь по сосудам. Мало-помалу восстанавливалось кровообращение, и животное оживало.
«Самой важной причиной гибели организма, – сказал тогда отец Артура, – является прекращение снабжения органов кровью и содержащимся в ней кислородом».
«Значит, так можно оживить и человека?» – спросил Артур.
«Да, – весело ответил его отец, – я берусь совершить воскрешение и когда-нибудь произведу это чудо. К этому я и веду свои опыты».
Оживление
«Если бы мой отец был жив, я, пожалуй, поверил бы, что догадка Ларе о чужой голове на теле Анжелики Гай правдоподобна. Только отец мог осмелиться совершить такую сложную и необычайную операцию. Может быть, эти опыты продолжали его ассистенты? – подумал Доуэль. – Но одно дело – оживить голову или даже целый труп, а другое – пришить голову одного человека к трупу другого».
– Что же вы хотите делать дальше? – спросил Доуэль.
– Я хочу разыскать эту женщину в сером, познакомиться с ней и раскрыть тайну. Вы поможете мне в этом?
– Разумеется, – ответил Доуэль.
Ларе крепко пожал ему руку, и они начали обсуждать план действий.
Веселая прогулка
Через несколько дней Ларе был уже знаком с Брике, ее подругой и Жаном. Он предложил им совершить прогулку на яхте, и предложение было принято.
В то время как Жан и Рыжая Марта беседовали на палубе с Доуэлем, Ларе предложил Брике пройти вниз осмотреть каюты. Их было всего две, очень небольшие, и в одной из них стояло пианино.
– О, здесь даже есть инструмент! – воскликнула Брике.
Она уселась у пианино и заиграла фокстрот. Яхта мерно покачивалась на волнах. Ларе стоял возле пианино, внимательно смотрел на Брике и обдумывал, с чего начать свое следствие.
– Спойте что-нибудь, – сказал он.
Брике не заставила себя упрашивать. Она запела, кокетливо поглядывая на Ларе. Он ей нравился.
– Какой у вас… странный голос, – сказал Ларе, испытующе глядя в ее лицо. – В вашем горле как будто заключены два голоса: голоса двух женщин…
Брике смутилась, но, быстро овладев собой, принужденно рассмеялась…
– О да!.. Это у меня с детства. Один профессор пения нашел у меня контральто, а другой – меццо-сопрано. Каждый ставил голос по-своему, и вышло… притом я недавно простудилась…
«Не слишком ли много объяснений для одного факта? – подумал Ларе. – И почему она так смутилась? Мои предположения оправдываются. Тут что-то есть».
– Когда вы поете на низких нотах, – с грустью заговорил он, – я будто слышу голос одной моей хорошей знакомой… Она была известная певица. Бедняжка погибла при железнодорожном крушении. Ко всеобщему удивлению, ее тело не было найдено… Ее фигура чрезвычайно напоминает вашу, как две капли воды… Можно подумать, что это ее тело.
Брике посмотрела на Ларе уже с нескрываемым страхом. Она поняла, что этот разговор ведется Ларе неспроста.
– Бывают люди, очень похожие друг на друга… – сказала она дрогнувшим голосом.
– Да, но такого сходства я не встречал. И потом… ваши жесты… вот этот жест кистью руки… И еще… вы сейчас взялись руками за голову, как бы поправляя пышные пряди волос. Такие волосы были у Анжелики Гай. И так она поправляла капризный локон у виска… Но у вас нет длинных локонов. У вас короткие, остриженные по последней моде волосы.