Головнин. Дважды плененный
Шрифт:
Пока Рикорд читал, Головнин пробежал глазами еще один документ, поворошил пустой конверт.
— Министр нас хвалит за плавание к Ситхе и, слава Богу, велел наконец-то описать нам Южные Курилы и Шантарские острова. — Головнин с досадой повертел в руках пустой конверт. — Министр помятует о бумагах Адмиралтейского департамента на сей счет, но, видимо, их писари вовремя не отослали.
— Без них не обойтись?
— Обойдемся, — коротко ответил Головнин и пояснил. — Ежели нам бумаги здесь ждать, значит, до осени, идти в Охотск, три месяца за борт выкинуты. Потому кампания попусту прожита.
Не откладывая, вечером капитан и его помощник набросали план предстоящей кампании.
— Начнем от пролива Надежды, где кончил Крузенштерн плавание, — чертил схему плавания Головнин, — продолжим к югу до Матсмая, оттуда на север вдоль Сахалина к Татарии и Шантарским островам…
Командир не ошибся в главных задачах. Детали были изложены в инструкции, которую составлял Сарычев, но ленивые чиновники не спешили ее отправлять. А жаль. Среди других наставлений в ней говорилось Головнину о тех затруднениях, которые будет иметь при описи Курильских островов: «При сем старайтесь как можно избегать всякого сообщения с японцами, в случае превосходства сил их, дабы они не отомстили вам за то, что учинила на северной части. Ессо посланная камергером Резановым экспедиция под начальством лейтенанта Хвостова. Равномерно с жителями природными, называемыми айны, обходитесь вы, как можно дружественнее, как на острове Ессо, так и на Итурупе, Кунашире и Чикотане. Но и на сих островах надобно брать все меры предосторожности от нападения, ибо сии острова состоят под властью японцев». Поспей ко времени добрый совет вице-адмирала Гаврилы Сарычева на Камчатку, возможно, жизнь командира «Дианы» не подверглась бы многим испытаниям…
Два года в западне
Каждому народу присущи свои обычаи, традиции, нравы, что вполне естественно. Составляющие этих категорий зарождаются исподволь, веками обретают силу непреложных истин, утверждаются в качестве само собой разумеющихся постулатов. Среди нравственных понятий выделяется, пожалуй, одно, присущее всем народам, за редким исключением, чувство любви к родной земле.
В нелегкую пору петровского времени под Нарвой попал в плен к шведам воевода князь Яков Долгорукий. Десять лет скитался он по каталажкам и тяжким работам с соотечественниками. На одиннадцатый год счастье ему улыбнулось. Улучив момент, подговорил полсотни товарищей, захватили шведский бриг и привели его в Ревель.
Царь одарил бывших пленников, а Яков Долгорукий сделался его приближенным…
В екатерининские времена из шведского плена на утлой лодке бежали четыре матроса. После долгих скитаний по морю попали они на русскую эскадру контр-адмирала Алексея Спиридова.
Всех, кто встречался с ними, поражало спокойствие и благодушие после всего пережитого. Спиридов прежде всего приказал их накормить, переодеть. После того как они отдохнули, Спиридов велел их привести.
— Что ж, братцы, как у шведа в плену, сладко ли? — спросил он.
Матросы загалдели.
— Харчи, конечно, не наши, ваше высокоблагородие, но жить можно, — нашелся канонир Вахрушев.
Его перебил Ермолин:»
— Отколь сытому нам быть, ваше высокоблагородие. Шведы почитай сами животы подбирают.
— Ну, а батогов отведали? — опять спросил адмирал.
— Не так что б шибко, но по харе смазывали, кулачным боем не брезговали, — бойко ответил Ермолин, — однако нам привычно, ваше благородие.
Спиридов про себя усмехнулся: «Лихие матросы».
— Стало быть, житье-бытье в плену сносное, — с лукавинкой спросил он, — зачем же на рожон полезли, могли бы и в море сгинуть?
Опять наперебой заговорили матросы:
— Инде можно по-другому, ваше высокоблагородие, Россея-то от ворогов отбивается. Сплошь и турок, и швед наседают со всех краев. Чай наша присяга известна — Царю, Вере, Отечеству — по смерть верны будем. Мочи нет, опостылело все там у шведов.
Спиридов улыбнулся, выдал всем по серебряному рублю…
У другого народа, соседа России на Великом океане, правители установили иные законы. Страшились проникновения в Японию чуждой религии, непонятных устоев жизни. Поэтому японские правители, бакуфы, считали всех своих соотечественников, покинувших Японию и общавшихся с другими народами, причастными к неприятелям. Указом императора жителям под страхом смертной казни запрещалось покидать японские острова. Но японцы жили на островах, окруженные океаном. Море кормило их. Добывать пищу японцы уходили в океан, а водная стихия не подвластна людским устоям. Ураганы и штормы держали в своих смертельных объятиях моряков. Кто-то навсегда оставался в его пучинах, кому-то везло больше.
Пять лет назад Резанов привез в Нагасаки четырех японцев, спасшихся при кораблекрушении. Десять лет они находили приют в России, а когда вернулись на родину, их взяли под стражу. Лишили не только свободы, но и возможности общаться с родными…
Больше того, японцы, без всякого повода, объявили Резанову о «запрещении русским приближаться к японским берегам, и даже людей их, буде принесены будут к нашим пределам, запретили они перевозить на наших кораблях, а предложили присылать их, если хотим, посредством голландцев».
Повсюду приграничные, сопредельные места между государствами служат яблоком раздора, а зачастую и приводят к бойням.
Лихой налет на Южные Курилы «Юноны» и «Авось» взбудоражил японцев. До этого они прибрали к рукам несколько островов, поработили коренных курильцев, айнов, и чувствовали себя здесь безраздельными хозяевами.
Хвостов и Давыдов, исполняя указания Резанова, курильцев «старались обласкать». Японцы же встретили их пушечной и ружейной стрельбой. Кто свое добро станет добровольно отдавать.
С той поры губернатор Матсмая, или, как теперь его называют, Хоккайдо, строгим оком следил за северными островами. Всюду там нынче сидели чиновники, содержалась многочисленная вооруженная стража, по берегам бухт появились укрепления с пушками, каждый день за морем следили солдаты, наготове стояли лодки, о всех подозрениях немедленно сообщалось по начальству, мчались гонцы на Матсмай к губернатору.
В середине июня 1811 года губернатор получил тревожное известие: у острова Итуруп объявилось большое русское судно…
Второй месяц «Диана» тщательно обследовала Курилы. Два десятка островов остались за кормой. То и дело находили туманы, неизвестные течения тащили то в океан, то на прибрежные скалы, частенько налетали шквалы, штормы неделями трепали шлюп, а на смену им приходила изматывающая зыбь. Теплое время не баловало моряков. «Летом можно климат здешний включить в самый несноснейший: все сии острова бывают покрыты туманом более четырех дней каждой недели и по большей части с мокротою.
Часто проливные дожди идут по суткам, по двое и по трое сряду, а когда и выяснит, то это случается при западных ветрах, которые с собою приносят несносный холод, но ясные погоды не долго стоят», — заметил в своем дневнике командир «Дианы».