Головокружение
Шрифт:
А ведь верно: раньше у Звонарева была другая жена. Как же ее звали… Катя! Точно – Катя. Веселая такая женщина, лет на десять старше Даши. И тоже, как Мила, натуральная блондинка. И умерла Катя неожиданно, совсем как Степан – сердце.
Но ведь это не заразно?
Грустная получилась шутка.
– Была семья, да вышла. – Анна Валерьевна вновь перекрестилась. – Даже детишек не наделали.
– Может, и хорошо, что не наделали, – пробурчала Даша. – Остались бы сейчас сиротами.
– Зато остались бы. А так… Кто Степана через десять лет вспомнит?
Катя уже выветрилась из памяти соседей, за ней и Степан последует. Молодая его жена отыщет нового мужа, и род Звонаревых на этом закончится.
«Вот умру я завтра, и что от меня останется? Освободившаяся должность начальника отдела?» У Даши перехватило дыхание.
– Расстроилась? Эх, милая, понимаю… Ты на тело не смотри, не надо.
– Я пойду.
– Не смотри на покойника, – повторила Анна Валерьевна. – Не к добру это.
Даша кивнула и быстро, не глядя на тело, накрытое простыней, прошла к подъезду.
Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки.
Москва, Бутово, 7 июня, вторник, 22:00
– Смотрите в ближайшем выпуске новостей! Дерзкое преступление в зоне Кадаф! Убийца Харуги до сих пор не пойман! Темный Двор отказывается от развернутых комментариев! Специальный репортаж! Для чего Сантьяга разрушил мостовую? Предупреждение или эмоциональная вспышка? Аналитики размышляют…
– Ерунда какая. – Иголка выключил звук, задрал кожаный жилет и почесал живот. – Не нашли, значит, неинтересно.
– А когда интересно? – осведомился Контейнер.
– Когда убийцу найдут и повесят, – ответил боец. Поразмыслил и уточнил: – Прямо в телевизоре.
– Чтобы все видели?
– Ага.
– А если его тоже повесить? – задумчиво протянул Кувалда, разглядывая на просвет стакан с виски.
Стакан был грязноват – уборщица великофюрерского кабинета, взяв нехороший пример с уйбуев, требовала денег, которых одноглазому было жаль, и отказалась мыть посуду. Но стакан – еще полбеды, главная проблема заключалась в том, что виски, плещущийся за стеклом, заляпанным жирными отпечатками, было омерзительно дешевым. Уйбуйский саботаж и аппетиты Чемодана окончательно истощили семейную казну, что заставило Кувалду включить режим вынужденной экономии.
– Убийцу повесить? – уточнил Иголка.
– Какого еще убийцу? – поморщился великий фюрер, удивляясь глупости телохранителя. – Копыто вашего беглого, фиссифента хренова.
– Копыто тебе сейчас вешать неправильно, – мгновенно отозвался Иголка, раздосадованный тем, что одноглазый раз за разом возвращался к скользкой теме ликвидации бывшего приятеля.
– Почему?
– Потому что Копыто тебе денег везет.
– Эх, Иголка, – вздохнул Кувалда. – Когфа же ты, наконец, поймешь, что феньги решают не все?
Грязный стакан свидетельствовал об обратном, но занятый философией фюрер намеков не понимал.
– Не все? – присвистнул изумленный Контейнер.
– Фа, мои маленькие и простоватые поффанные, фалеко не все, – нравоучительно продолжил одноглазый, вновь наполняя только что опустошенный стакан. – Вот посмотрите, фля разнообразия, на всем известного нава Харугу. Почему он стал всем известен? Потому что имел много фенег? Нет, мои вернопоффанные, Харуга стал известен, потому что какой-то хитрый чел снес ему башку. И огромные феньги Темного Фвора тут ни при чем, потому что челу этому, похофу, не платили, мля, а темного он шлепнул по велению фуши. Понимаете?
– С трудом, – не стал скрывать Иголка.
– Вот и получается, сукины вы фети, что вся наша возня не стоит офной-ефинственной «Эльфийской стрелы» в голову.
– В чью голову? – осторожно поинтересовался Контейнер.
– Фа хоть в чью.
– Зачем же тогда мы тебя стережем, раз это ничего не стоит? И ты, типа, станешь известен только ежели тебе башку отрезать и эрлийцам зашвырнуть?
– Мы не его стережем, а свои шкуры, – напомнил приятелю Иголка.
– Шкуры можно и просто так беречь…
– Бунтовать? – Кувалда сообразил, что тонкие философские размышления натолкнули простоватого телохранителя на неправильные мысли, нахмурился и строго повторил: – Бунтовать?
– Никак нет, – вытянулся во фрунт Контейнер.
– Тогфа стой и слушай, умник, мля.
– Так и делаю.
– Ты бы еще выпил, а? – предложил великому фюреру Иголка. – А то ить сердце кровью обливается на тебя смотреть.
– И слушать тоже, – поддакнул Контейнер.
– Это потому что вы тупые, – вздохнул Кувалда. – Вы не врубаетесь…
– Врубаемся, врубаемся, – успокоил одноглазого Иголка. После чего выглянул в окно, усмехнулся и доложил: – Копыто прибыл, твое великофюрерское, встречать будешь?
– На фиг он мне сфался? – пожал плечами Кувалда. – Пусть сюфа прихофит – поговорим.
И пристально посмотрел на ятаган.
– Стрелять не начнут? – то ли в сотый, то ли в двухсотый уже раз поинтересовался ерзающий по креслу Копыто.
– Не начнут, – успокоил приятеля Ваня.
– Ну, смотри… Ежели начнут, то ты в первую голову меня прикрываешь, понял? – Уйбуй строго посмотрел на хвана. – И не только голову, но и грудь еще, потому что у меня там сердце, и живот тоже, потому что в животе разные нужные вещи проистекают, я читал где-то…
Облаченный в полную боевую выкладку, Алех поморщился, чем заставил Копыто вздрогнуть, и укоризненно посмотрел на Сиракузу. Ваня едва заметно пожал плечами, словно отвечая: «Терпи, дружище, не зря же ты содрал с меня двойной тариф за подмоченную репутацию», после чего ободряюще улыбнулся уйбую:
– Ты, главное, не дергайся и веди себя так, как мы договаривались.
– Выпить бы, – протянул Копыто.
– Когда разговор серьезный начнется – выпьешь обязательно, а пока не надо. Так ты выглядишь бодрее.