Головокружение
Шрифт:
Но правила игры требовали речи.
– Братья и сестры! – рявкнул Копыто и для солидности потряс кулаками. – Сегодня великий для нашей ненаглядной семьи день! Величайший, как Западные леса! И крутой, как Южный Форт, мля! Сегодня мы обрели Источник и сделали первый… Самый первый, мля, шаг, к созданию Великого Дома!
– Чо?
– О чем?
– Куда его понесло?
Народ, ожидавший раздачи денег или, на худой конец, виски, с недоумением воспринял замысловатую речь «ханцлера». Послышались первые
– Сегодня мы, как настоящие дети Спящего, нырнем в пучок величия! Мы ведь почему до сих пор прозябали, братья? Потому что пили не столько, сколько нам надо, а как получится! Потому что важнейший виски был челами захвачен и нам доступно трудно. Но теперя все иначе, мля! Клянусь вам, как государственный канцлер – иначе все станет! Народ наш, мы то есть, с колен подымется и отказа ваще знать не будет! Все у нас получится!
– Ура!
– Кого угодно свернем, даже гору!
– Ура!
– Потому что самосознание!
– Ура!
– Потому что я с вами!
– Копыте – ура!
– Я знаю, чо вам надо! – Канцлер махнул рукой, и грузчики принялись выкатывать во двор бочки с виски. – Налетай, народ! Сегодня задарма!
– Вещает, прям как в ящике, – заметил Иголка, отходя от окна. – Будто и не Копыто наш, ханцлер доморощенный, мля, а прохессор какой.
– Раньше Копыто таким не был, – согласился с приятелем Контейнер. – Его, наверное, шасы научили. Как богатеи богатея.
– Они могут, – безразлично заметил Кувалда, буквально утонувший в своем кресле.
Великий фюрер отнесся к устроенной канцлером презентации на удивление спокойно: разрешил провести ее во дворе Форта, не стал претендовать на место на трибуне, не спустился вниз и даже к окну не подходил, словно не слыша речей Копыто и радостных воплей народа. Кувалда безмятежно полулежал в кресле, забросив ноги на стол, поигрывал извлеченным из ножен кинжалом и периодически зевал.
– То есть тебя, наше великофюрерское, происходящее не парит? – осторожно поинтересовался удивленный Иголка.
– Чо?
– Не чо, а кто.
– Кто? – послушно поправился одноглазый.
– Копыто наш, он же ханцлер, тобою огосударствленный.
– А чо он меня парить фолжен? – усмехнулся в ответ Кувалда. – Он вефь канцлер, а не банщик, в натуре.
– Дык он плакат твой своим флаконом занавесил.
– Енто не флакон, а рекламная акция, – наставительно объяснил великий фюрер. – Экономика, мля, повышение профаж и много бабла в семейный общак.
– А не боишься, что плакатик твой взад не вернется?
– Как это?
– А вот так: проснешься завтра, а вместо флакона рекламного, для продаж который, висит фоторожа копытинская, от уха до уха улыбающаяся, а твой парадный портрет рядом, в куче мусора отдыхает. –
– Сказочник ты, Иголка, такой, что фаже мне прикольно фелается.
– Смотри, как бы страшно не сделалось.
Великий фюрер помолчал, внимательно разглядывая острое лезвие кинжала, после чего негромко спросил:
– Ты, что ли, портрет мой парафный сфергивать станешь?
– Зачем сразу я? – открестился Иголка. – Другие отыщутся.
– Кто?
– Сам небось знаешь, кто тебя не любит больше.
– Знаю, – кивнул одноглазый.
– Так чего не напрягаешься?
– А чо я фелать фолжен?
– Ну… Расскажи всем, что ты тоже крутой.
– Что тоже вискарь могу фелать?
– К примеру.
В словах помощника был смысл, однако идти по стопам шустрого «ханцлера» Кувалда не собирался:
– Копыто виски фелает, нафо мной посмеются только.
– А ты по-другому крутость покажи.
– Как?
– С голым ятаганом сфоткайся, – посоветовал Контейнер.
– Размечтался, мля, ага, – огрызнулся великий фюрер. – Если поглядеть приспичило, ифи в сортир и там свой ятаган разгляфывай, мля, а я…
– Я о другом ятагане, – смутился Контейнер. – О настоящем. Типа, ежели чо, ты за семью кому угодно кишки выпустишь.
– А-а…
– А с тем ятаганом фоткаться не надо, какой бы он у тебя ни был, все одно Копыто не переплюнешь: у него тока за вчера сто пятьдесять детишек нарисовалось.
– Тетки у нас шустрые, – одобрил великий фюрер. – Чуют, когфа суетиться нафо…
– Дрались вчера, – добавил Контейнер. – Зараза с Батареей выясняли, чей сыночек первенец, мля. Чуть до смерти не убились. Я даже на телефон снял, хочешь покажу?
– Покажи.
– Чем развлекаться, лучше бы о деле подумали, – строго предложил Иголка.
– О каком еще феле?
– О том, как нам тебя, твое великофюрерское, не профукать.
– Я чо, шашка, что ли? – обиделся Кувалда.
– Ты лучше, – поспешил успокоить Кувалду боец. – Ты наш великофюрерский семейный лидер, надежа и гарант.
– То-то.
– Но и мы, мля, себя не на помойке нашли. Мы ведь все помним: ежели б не ты, нам с Контейнером кранты адназначна.
– Угу.
– И потому хотим, чтобы ты еще долго об нас зыркалку свою мозолил.
Кувалда пристально посмотрел на телохранителей, медленно вернул кинжал в ножны и с легкой ухмылкой спросил:
– Так вы же фрузья копытовские, чего к нему не метнулись?
– Друзья… – фыркнул Иголка. – У него сейчас другие друзья образовались: чел какой-то, хваны ваще и шасы. И в телевизоре он сияет, и с народом приемку ведет, а нам даже не позвонил, скотина, как вернулся. Ханцлер хренов, мля.