Головокружение
Шрифт:
– Э-э…
– А еще я подумал, что ты сначала пустишь нас в подвал, а уже потом пойдешь и расскажешь Кунтику или Копыто, что мы станем сохранять вискиделательную машину от всех. Врубаешься?
Видя покладистое поведение чела, уйбуй счел возможным увеличить требования.
– А тебе с этого какая радость? – уточнил Сиракуза. – Ты ведь не бесплатно в подвал полезешь?
– Будешь мне за охрану сорок процентов отдавать, – просто ответил Чемодан. – Я не жадный, все не отберу.
– Сорок?
– Шестьдесят потом делить проще, не ошибешься.
Оригинальные
– А если Ку… Если Кувалда не согласится?
– Кунтик у меня с рук ест, мля, – расхохотался Чемодан. – Он мне уже несколько месяцев платит. Скока я скажу, стока и платит. А когда мне больше надо, он больше дает.
– За что же такая честь? – пробормотал Сиракуза.
Поскольку ответ секретным не считался, уйбуй скрытничать не стал:
– За то, что я не бунтую.
– И ты не бунтуешь?
– А зачем, мля? – искренне удивился Гнилич. – Сейчас на меня все тупые Шибзичи горбатятся за просто так, врубаешься? Они бабло в общак сдают, а я его потом у Кувалды беру. И пацаны мои чо хотят, то и делают, кого захотят, того на рога ставят. И все довольны, мля. То есть я и Гниличи довольны, Кунтик утирается, а на Шибзичей мне плевать. А если забунтовать, кто знает, чо опосля случится? Кунтика ведь первым грохнут, хоть он и живучий, гад. А не будет трусливого Кунтика при власти, Шибзичи в общак скидываться перестанут…
– Это уж точно.
– И чо мне тогда делать? – поинтересовался Чемодан. – Снова за кистень браться? Каждый день на дело ходить? А на фига?
– Отвык?
– Не хочу. – Гнилич вальяжно раскинулся на мягком стуле, задрал майку, с наслаждением почесал живот и нравоучительно продолжил: – Ежели тебе чо прет, то отворачиваться не нужно, подставляй горсти и тащи, пока есть. А если прет по делу, то еще и собой гордись, потому как крутой вырос. Я ведь не сразу смекнул, что Кунтик наших бунтов побаивается, долго деревом ходил, слушал одноглазого, будто кумира какого, мля. А потом один раз смотрю – денег дает, другой… Эге, думаю, вот оно как все устроено. И завертелось… – Чемодан напоминал довольного кота, заполучившего и кошечку, и ведро сметаны, и теплую печку, и все – задаром. – А как смекнул, так житуха ваще пошла клевая, мля, даже грабить не надо – все так приносят. Иногда скучно ваще делается, мля… Врубаешься?
– Но ребятки твои все равно иногда бузят, – заметил Ваня.
– Конечно, – гыгыкнул Гнилич. – Сам смекни, чел: ежели мы бузить перестанем, с чего тогда Кунтику нас бояться? Тут все просто: он дает деньги, чтобы я вел себя прилично, но если я стану вести себя прилично, он перестанет давать деньги. Поэтому я деньги беру, но пацанов не строю, пусть развлекаются. – Чемодан с жалостью посмотрел на Сиракузу: – По ходу, рано я тебя смышленым назвал. Обычный ты чел, хоть и прибился к нам.
– Неужели твою затею другие уйбуи не просекли?
– Какие другие?
– Ну, Дуричи хотя бы.
– Дуричи тормознутые, мля, как машина без колес, но Шпатель, я вижу, в процесс врубился.
– И что?
– А мне чо? Пусть тоже Шибзичей грабит –
– То есть воевать с Дуричами ты не станешь?
– На кой ляд? Пусть Кунтик парится, он ведь этот… фюрер, мля, великий. – Чемодан вытер о скатерть руки, подумал и в нее же высморкался.
– А что я буду делать, если ко мне завтра Шпатель притащится с таким же, как твое, предложением? – поинтересовался Сиракуза.
– Денег захочет?
– Ага.
– Дашь ему, что попросит, – хмыкнул Гнилич. – Из своей доли.
– То есть ты меня не прикроешь?
– С чего, мля? Ты мне матрас, что ли, чтобы тебя прикрывать? Сам со Шпателем разбираться будешь. Или, гы-гы, Кунтика попросишь.
– Ну, сам так сам, – подытожил Ваня.
– И еще я хочу, чтобы ты мою первую долю до завтра выдал, – продолжил Чемодан. Он еще не понял, что разговор окончен.
– Как это – завтра? – рассмеялся Сиракуза.
– А вот так, – жестко бросил уйбуй. – Найди деньги и отдай, врубаешься? А не то…
– Ты, Чемодан, знаешь, почему жив до сих пор? – не менее жестко, чем Гнилич, бросил Ваня.
– Чо? – опешил уйбуй.
– Оглох?
– Ты все-таки тупой… Мля! – Возмущенный Гнилич потянулся к кобуре, намереваясь показать наглому челу, кто в семье хозяин, но замер – у его кадыка появилось черное, как сама тьма, и острое, как язык шутника, лезвие навского ножа. Держал клинок хван, и именно внезапное появление четырехрукого заставило Чемодана издать последнее восклицание. – Мля!
– Хватит ругаться, – поморщился Ваня, возвращаясь к вину. Он неспешно налил в бокал красного, сделал пару маленьких глотков, невозмутимо поглядывая на замершего истуканом Гнилича, вытер губы салфеткой и лишь после этого продолжил: – Ты, Чемодан, до сих пор жив только потому, что я так хочу. Это понятно?
– Да, – просипел Гнилич.
– Повтори.
– Я жив, потому что ты так хочешь.
– Нет, не так, – улыбнулся Ваня. – Так тебе не понятно… – Он помолчал, словно обдумывая ситуацию, после чего велел: – Встань на колени.
– Что?
Нож чуть сильнее надавил на шею, и дикарь поспешно сполз на пол.
– Теперь повтори.
– Я жив, потому что ты так хочешь.
В глазах Гнилича светилась лютая злоба, но Ваня плевать хотел на чувства дикаря.
– Запомни эти слова, Чемодан, – посоветовал Сиракуза. – Запомни крепко. Я не Кунтик, я не буду кормить чужих волков, у меня свои есть. – Ваня сделал еще один глоток вина. – Повтори.
– У тебя свои волки есть.
– И эти слова тоже запомни, Чемодан. Потому что если ты их случайно забудешь, мои волки тебя на лоскуты порвут.
Складской комплекс «Кумар Карго Экспресс».
Москва, улица Левобережная,
10 июня, пятница, 18:30
– Чего тебе продать? – переспросил Урбек Кумар.
– Взрывчатки, – с готовностью повторил Шпатель. – Или, значит, бомбу какую магическую, только посильнее, чтобы как следует шандарахнула.