Головоломка
Шрифт:
Илан едва успел закончить фразу. Человек опустил руку, поджег солярку, и пламя вспыхнуло стеной. Илан метнулся к окну, выпрыгнул и остался лежать на снегу, глядя на огонь. Как это ни странно, свет на этаже не погас, пробки не выбило, значит щиток остался закрытым. Илан побрел назад, держась рукой за стену, дошел до угла и понял, что ветер перекатил факел на другое место, и он погас. Лицо у него совсем замерзло, дыхание было хриплым, ноги едва слушались, он почти ничего не видел из-под капюшона, но старался ступать по собственным следам и наконец оказался у окна, через которое выбирался из здания, перевалился через подоконник и
Илан сделал шаг вперед, наткнулся на стену, решил найти дверь и пошел налево, то и дело спотыкаясь.
Неожиданно в спину ему подул сильный сквозняк. Пространство вокруг казалось безразмерным. Наверное, он в холле, у центрального входа в здание. Но какое направление выбрать? Илан был совершенно дезориентирован. В темноте он далеко не уйдет. Илан сгорбился, как старик, дошаркал до угла, сел, вцепившись обеими руками в палку, и вдруг услышал треск. Что это? Круглый глаз фонаря появлялся и исчезал, перемещаясь с молниеносной скоростью. Илан резко выпрямился и нанес удар в пустоту. Свет продолжал свой странный танец, луч выстреливал ему в лицо, отскакивал в сторону, вспыхивал снова. Илан снова замахнулся, выронил дубинку и прохрипел:
– Почему? За что вы так со мной?
Свет погас, и он остался один. В темноте. Попробовал позвать на помощь, но захлебнулся в рыданиях.
52
Когда Люку Шардона привезли после осмотра в палату, переложили на кровать и пристегнули ремнями, Санди Клеор по-прежнему была там. Она выглядела усталой, но глаза горели от возбуждения.
– Ненавижу обследования, – признался Люка, как только санитар вышел за дверь. – Они все время что-то со мной делают. Орут в уши, вкалывают всякую дрянь, короче, обращаются как с вещью. Наверное, не понимают, что с человеком – с любым человеком! – нельзя вести себя жестоко!
Он посмотрел на часы, перевел взгляд на окно. За стеклом шел снег.
– Надо же, как метет… Трудновато будет вернуться домой, да, доктор? Вы тоже рискуете застрять здесь.
– Я никуда не тороплюсь.
– Будете описывать интересный «случай»? Вас интересует мой мозг?
– Не стану утверждать обратное.
Она что-то писала в маленьком блокноте, хотя диктофон продолжал работать.
– Делаете заметки? – спросил Люка.
– Психиатрические штучки… ключевые слова. Продолжайте, прошу вас. Думаю, история подходит к концу?
– Да, развязка близка. Я считаю, что самое интересное всегда следует приберегать для финала. Последний элемент головоломки.
Пациент выдержал паузу, пытаясь уловить реакцию врача, потом продолжил.
– Вы блестящий специалист, но вылечить меня не сумели, – укорил он Санди. –
– Вид у вас более здоровый, но вы едва не погибли. Не стоит забывать, как вам повезло.
– Я все помню.
Люка на мгновение прикрыл глаза.
– Ладно… Пожалуй, нам пора вернуться в «Сван-сонг». Это название похоже на английское – «Сван’с сонг»… Как это, по-вашему, переводится? Когда-то давно я вроде бы знал, но вспомнить не могу. Ну же, док, скажите мне.
Она взглянула на свое отражение в оконном стекле и проговорила бесцветным голосом:
– «Лебединая песня». «Сван-сонг» означает «Лебединая песня»…
53
День третий
Свет возвращался медленно, неохотно, отказываясь прогревать толстенные, покрытые плесенью стены, не желая бороться с непогодой и привносить в жизнь яркие краски.
Илан лежал, свернувшись клубком, он промерз до костей и окончательно лишился сил. После очередной кошмарной ночи организм просто отказывался функционировать.
Он не переставал терзать себя вопросами. Почему убийца с отверткой не устранил его? Почему решил поиграть с ним, вместо того чтобы убить, как Моки и Лепренса?
Нужно выбираться из этого кошмара. Перелезть через ограду и идти в горы. Это вопрос его психического выживания. Еще два дня в клинике, и он окончательно поедет мозгами – или сдохнет. Он думал о похожей на скелет женщине, запертой на четвертом этаже, в палате со стенами, исписанными словом «Жакоб». Не может быть и речи о том, чтобы оставить ее гнить в проклятой клинике и сбежать, не получив ответов.
Он вытащит несчастную и заберет ее с собой. Было 8:19. Тело болело, ныло, скрипело и хрустело, грозя развалиться. Цвета на витраже посветлели, но остались тусклыми. Илан бросил осуждающий взгляд на религиозные фигуры. Что делает в этих стенах Христос? Кому нужна вера в прибежище безумия?
Он вошел в коридор напротив, узнал «шахматный» пол, стены с облупившейся штукатуркой и вздохнул с облегчением, поняв, что вернулся в жилую зону. В дверях кухни стоял Ябловски и жевал бутерброд.
– Мы уже начали о тебе беспокоиться, – сказал он, оглядев Илана. – Где ты был?
В наглухо застегнутой куртке, с железным прутом в руке Илан напоминал траппера. Налитые кровью глаза лихорадочно блестели. Фе, Хлоэ, Жигакс и Филоза завтракали за столом.
– Вижу, вы здорово спелись в мое отсутствие, – срывающимся голосом произнес Илан.
Хлоэ встала и подошла к нему. Ее волосы сильно посветлели, и она стала похожа на себя прежнюю.
– Да у тебя жар… Сможешь сегодня играть? – Она пощупала ему лоб.
Илан отшвырнул ее руку:
– Оставь меня в покое!