Головы моих возлюбленных
Шрифт:
Он еще заметил, что другие женщины не так жестокосердны.
И снова Корнелия принялась его допытывать:
– А вы потом женились во второй раз?
Хотя она не могла не знать – мои родители так и не развелись.
– Нет, нет, – сказал он, – Карин – она медсестра, очень энергичная женщина и без всяких предрассудков. Теперь, когда я состарился и мне нужна помощь, она меня покинула.
– Папа, – спросила я, набравшись храбрости, – а ты помнишь, как называл меня инфанта Майя?
– Какая такая инфанта? – переспросил он и поковырял спичкой в
Ну какое мне было дело до этой дуры Карин?
– Папа, – умоляющим тоном продолжала я, – я говорю про Веласкеса.
– Веласкес? Если мне не изменяет память, он писал испанский двор, инфант, конечно, Боже мой. А ты-то откуда это взяла? Я не эпигон.
Эти слова доказали мне, что он совсем позабыл свою маленькую дочь.
Кора тем временем заворачивала картину.
– Если Майя не хочет, я сама ее возьму.
Отец молча кивнул. У него и мысли не возникло, чтобы сохранить портрет для себя. Мы попрощались. На другой день мы собирались ехать домой. Многое я так и не смогла прояснить и узнать, просто к старым тайнам добавились новые. Обиженная и разочарованная, я протянула отцу руку.
– Ну, тогда привет, – сказал он.
Глава 4
Персиковый
Родителей можно ненавидеть, а можно идеализировать. Родители Коры представляли собой полную противоположность моим – до такой степени, что казались мне лишенными малейших признаков подлости и будничной усталости друг от друга, казались символом современных партнерских отношений. Отец у меня был алкоголик, мать страдала депрессией – то ли она страдала из-за него, то ли он из-за нее начал прикладываться к бутылке. Как бы то ни было, на пути своего рокового развития они подталкивали друг друга.
Весной во Флоренции порой идут проливные дожди. Из автобуса сложно разглядеть всю красоту этого города – потоки грязной воды струями бегут по стеклу. Быть может, сравнение их со слезами, которые льются из моей грязной души, покажется не очень оригинальным, но оно снова и снова приходит мне на ум.
В такие хмурые дни я вспоминаю, как мы возвращались из Гамбурга в Гейдельберг. Когда мы уже сидели в вагоне и родственники Коры кивали нам с видом явного облегчения, мне казалось, что у меня начинается грипп. Я так и не заболела, но мое внутреннее бессилие и плаксивость вполне походили на предвестников болезни. Мы говорили о моем отце, правильнее сказать, Кора говорила, а у меня не было сил развивать собственные теории.
– Ты расскажешь Карло о том, что мы у него были, конечно, не упомянув ни единым словом наш выигрыш в лото?
Я пришла в ужас.
– А вот это не его собачье дело.
Хотя, с другой стороны, мне показалось заманчивым, что теперь я знаю больше, чем брат, могу подробным повествованием кое-что у него выведать и вообще устроить ему настоящую пытку.
– Надо подумать, – ответила я и, привалившись к Коре, уснула.
Я
В багажной сетке Корнелия обнаружила газету. Не успела я открыть заспанные глаза, как она воскликнула:
– Я хочу прочитать тебе кое-что интересное. Слушай:
Во время праздника, устроенного молодежью в окружном центре Г., при трагических обстоятельствах семнадцатилетний Маркус Ш. был с тяжелым ранением доставлен в больницу. Изрядно выпив, он приставил себе к виску газовый пистолет своего отца, относительно которого был убежден, что это вполне безобидная игрушка, и спустил курок. Если верить словам друзей, он просто хотел попугать свою одноклассницу, которая его отвергла. Буйное веселье завершилось более чем ужасно. Взрывная волна причинила молодому человеку тяжелое ранение мозга. В бессознательном состоянии он был доставлен в неврологическое отделение университетской клиники, где лишь три дня спустя был выведен из состояния комы.
Кора выжидательно на меня посмотрела.
– О'кей, – среагировала я. – Этого я не знала. Я всегда думала, что подобное оружие служит только для запугивания, а вреда причинить не может.
– Пожалуй, так и есть, но этот глупый Маркус прижал пистолет к виску, вот в чем разница.
– Пусть так. – Я пожала плечами.
– Майя, а ты знаешь, что у моего отца в ящике стола лежит такой же пистолет?
Я вытаращила глаза. Что это она задумала?
– Если этот Детлеф от тебя не отвяжется, можно и так…
– Ты хочешь его убить?
– Да нет, можно сделать так, чтобы он сам выстрелил, ну, как в этой газете. Никто ведь не знает, что мы ее прочли.
– Нет, Кора, это слишком. Надо подойти к делу с другого конца. Чтобы на руках у нас было что-то такое, чем мы сами его сможем шантажировать, так сказать, антишантаж.
Кора задумчиво щипала свой мохнатый пуловер.
– Что ж, вполне можно попробовать. Родителей на будущий уик-энд как раз не будет дома. Во вторник они уедут отдыхать, а до тех пор мы должны тебя выручить.
– Ты что этим хочешь сказать насчет уик-энда и отъезда родителей?
– Понимаешь, вечеринка, о которой написано в газете, наводит меня на мысль. Мы пригласим Детлефа и Карло, а может, и еще кого. И напоим этого гада, и я прижмусь к нему, и заманю его в родительскую спальню. Он разденется и сбросит свою одежду в ванной, потому что я так захочу. У нашей ванной две двери, ты возьмешь его вещи и спрячешь.
– Ах, Кора, ну зачем это нужно? На него это не произведет никакого впечатления. Он залезет в супружескую постель, наденет пижаму твоего отца и проспится. И вообще, с какой стати он будет раздеваться догола, если ты сама не разденешься?