Голубь над Понтом (сборник)
Шрифт:
Черниговский монах рассказывал об этом по возвращении на Русь Владимиру Мономаху:
– Это случилось уже к вечеру. Я принес лампаду в церковь и своими грешными руками поставил ее в ногах гроба. В изголовье уже стояла греческая лампада, а посреди – от монастыря святого Саввы. Латинские же светильники висят на цепочках над гробом.
Подперев голову рукой, князь слушал рассказ о далеком Иерусалиме, где находится пуп земли и другие чудеса.
– Наутро перед храмом собралось множество народу, так как наступила Пасха. Пришли сюда не только местные жители, но и из далеких стран. Из Греческой земли и Египта,
Дальше следовал рассказ, как таинственным образом зажглись светильники и горели огнем, подобным киновари. Мономах знал, что в иерусалимских церквах на великой ектении поминается и его имя.
34
Мономах совершил путь из Чернигова в Переяславль совершенно неожиданно, просто потому, что вдруг у него родилось желание побывать в этом городе. Он сказал:
– Хочу навестить милого сына Ярополка и молодую сноху, поклониться гробницам близких своих…
Князь велел свернуть с дороги, что вела в Киев, на переяславскую, и вот уже путешествие приближалось к концу, а никто не встречал старого князя у городских ворот, ибо не получили уведомления.
В тихий и богоспасаемый город на реке Трубеже прибыли, когда на снежные поля уже опустились голубые сумерки и вечерняя заря угасла за белыми дубами. С этой стороны въезжали в Переяславль через древние Епископские ворота. Все тут было знакомо Мономаху с юных лет. Слобода гончаров вдоль оврага, где они брали глину для горшков и мисок. Хижины еврейских ремесленников. Иудейское кладбище. Слева от дороги черные кузницы, и одна из них – Косты. Но час наступил поздний, и в горнах уже потушили огонь. Впереди зияли чернотой ворота приземистой дубовой башни. С обеих ее сторон тянулись засыпанные снегом валы с дубовым частоколом наверху. Над городом летало шумное воронье…
Люди уже вечеряли, и на пути не попадалось встречных. Сам князь Ярополк ничего не знал о приезде отца, веселился в палате со своей супругой, а не вылетел из ворот навстречу родителю, на склонившемся набок от быстрого хода коне, шибко выбрасывающем комья снега подковами задних ног. Не ожидая никаких событий, на склоне дня, епископ Лазарь тоже спокойно читал в теплой горнице увлекательную книгу под названием «Зерцало, или Плачеве и рыдания странного и грешного инока». Хлебал деревянной ложкой щи с курятиной тысяцкий Станислав. При распахнутых настежь воротах никого не оказалось.
Передовые отроки, прихорашиваясь и поправляя шапки, уже въезжали в город.
– Где вратные стражи? – сердито спросил Мономах ехавшего рядом с санями Илью Дубца. – Никого не вижу.
Илья огляделся, но стражей тоже не обнаружил.
– Бросили ворота, псы, – проворчал он. – Но вот идет кто-то, спрошу его.
Действительно, со стороны города в ворота вошел человек в черной медвежьей шубе и в такой же косматой шапке. Увидев, что приехали на откормленных конях вооруженные люди, прохожий понял, что это явился какой-нибудь важный боярин или князь, и прижался к бревенчатой стене воротного проезда.
– Ты кто? – спросил его с коня Илья.
– Гончар.
– Как звать тебя?
– Лепок.
– Ты воротный страж?
– Не я.
Старый князь тоже сурово посмотрел на гончара, от смущения даже не снявшего перед ним шапку, на что Мономах большого внимания не обратил, но сам стал производить допрос:
– Почему нет никого у башни и ворота не заперты, а близок уже ночной час?
– Стражи сегодня Козьма и Коста. Кузнецы.
Гончар бесстрашно смотрел в лицо князю.
– Где же они?
– Козьма в Устье уехал. Это я знаю. А где Коста…
По своему обыкновению Мономах входил во всякую малость, все хотел знать, иметь полное представление о том, что творится в каждом городе, в каждой веси.
– Зачем этот человек поехал в Устье?
– Сапоги покупать у богородицкого дьяка.
– Далеко поехал за сапогами.
– Услышал, что дьяк дешево продает.
– Значит, есть деньги у кузнеца, – сказал князь.
– Говорят, гривну на дороге нашел.
– Гривну? На какой дороге?
– На киевской.
– О потере кто-нибудь на торге заявлял?
– Не слышали.
Мономах остался недоволен сторожевой службой в Переяславле и уже грозился в душе, что строго взыщет с тысяцкого и от сына Ярополка потребует отчета.
– А другой кузнец где? – спросил он.
Прохожий почесал за ухом.
– Другой кузнец – Коста. Он тут должен быть.
– Почему же он не при воротах?
Злат навострил уши, чтобы лучше слышать, что будут говорить о кузнеце Косте.
Ежедневно к каждым городским воротам назначались из жителей по два стража. Они должны были охранять въезд в город, а с наступлением темноты запирать дубовые створки на железные запоры. Но в последние годы в Переяславской земле стояла тишина, люди забыли об опасности и стали пренебрегать сторожевой службой.
Мономах подумал опять, что непременно взыщет с тысяцкого, на обязанности которого лежало наблюдать за всеми военными делами. Но в это время из корчмы вышел кузнец Коста. Он постоял мгновение на пороге и бросился к башне, увидев, что там столпились конные отроки, судя по знакомым коням и одежде. Прохожий, что носил медвежью шубу, указал на него перстом:
– Вот спешит Коста!
Кузнец пробрался между конями к воротам и очутился лицом к лицу со старым князем.
– Ты страж при воротах? Почему свое место покинул? – строго спросил Владимир.
Коста снял заячью шапку и тут же придумал оправдание для себя:
– Вот прибежал ворота запирать. А ходил домой за куском пирога на ночь. Да твоя дружина всю дорогу загородила. Едва пробрался между лошадиных боков.
Мономах сделал вид, что поверил.
– Ты кузнец? – спросил он.
– Кузнец.
– Не ты ли мне меч ковал?
– Я, князь.
– Починишь мое оружие. Что-то рукоять расшаталась.
– Починю, княже.
– Придешь завтра на княжеский двор.
Так они смотрели друг на друга, два человека, один уверенный в силе своих рук, привыкших к тяжкому молоту, другой во всей крепости своей души, повелевая всей Русской землей. Наконец князь нахмурил брови и произнес: