Голубь над Понтом (сборник)
Шрифт:
Воины на время оставили свое занятие и стали прислушиваться к нашему разговору.
– Лжешь! В писании сказано, как был создан мир Господом и как был низвергнут сатана. Он ничего не творил. Только разрушал.
– А я тебе говорю, как учил нас отец Иеремия… Все видимое, землю, растения, человеческое тело, камни, все создал сатана. Потому и погибает мир в грехе, как в блевотине. Не мог Господь создать такой мерзостный мир. Почему я испытываю муки? Потому что родился в царстве сатаны. А вы его служители!
Он закрыл руками лицо и плакал. Я показал рукой воинам, чтобы его убили. Воин с глупым видом смотрел на меня
– Убейте его, ослы! – крикнул я в гневе.
Один из воинов поспешно извлек меч и ударил несчастного по голове.
Я посмотрел на убитого. Еще минуту тому назад он страдал, жил, говорил о Боге. Теперь он лежал бессловесным трупом. Жизнь покинула его. Ноги скорчились в последнем движении мышц и замерли. Кровь капала из рассеченной головы. Сколько я видел их на полях сражений, на месте казни, и каждый раз в моем уме возникали одни и те же вопросы. Куда отлетает человеческая душа? Неужели в этом жалком теле, лежащем в безобразном прахе, обитал Бог? Вот и я хожу, куда хочу, говорю, двигаю руками, ощущаю в руке тяжесть меча. А потом прилетит стрела, и я так же буду лежать без движения, обреченный на гниение? Я вспомнил красивое горячее белое тело Фелицитаты, тяжесть ее сосцов, нежность кожи, ее разгоряченное поцелуями дыхание. Дрожь отвращения пробежала у меня по коже. А двадцатилетняя красота Зои, любовь Евпраксии, худоба Тамар? Неужели все одно и то же – тлен, гниение, смерть? А худоба той? Облеченная в тяжелые парчовые одежды и в пурпуре? Ведь озарена же она для меня каким-то неземным светом? Что это – власть мужской плоти или тревога души? Но чем же отличается тело багрянородной от тела смуглой потаскушки? Значит, не в телесной красоте суть, а в том, какими глазами мы смотрим на нее, с каким волнением, чувственным или духовным.
Воин равнодушно вытер меч о жалкое тряпье убитого.
Потом я ехал на муле, и по спине у меня пробегал мороз от богохульных слов еретика. Мир создан дьяволом! Этот мир, в котором страдали и был распят Христос, в котором слава Господня и пение псалмов наполняет церкви! А какой-то тайный голос шептал мне:
– Так ли уж хорош этот мир? Не сам ли ты не один раз отвращался от него. Помнишь? Вспомни, с каким упоением ты читал Дионисия Ареопагита! Вспомни о книгах Платона, грешных, но прекрасных. Подумай, подумай, патриций…
Я в смятении старался прогнать эти опасные мысли.
На шестой день мы подошли к засекам. За ними лежали плодородные долины Стримона – цель нашего похода. Непреодолимые трудности лежали на нашем пути, но благочестивый пылал величайшим огнем. Этот человек среднего роста обладал душою героя. Поистине, всякий, взирая на него, научался быть смиренным, терпеливым и бесстрашным. Он научил нас почитать сию жизнь сонным видением и не предаваться унынию.
По знаку трубы воины фракийской фемы пошли на смерть…
Как птенцы во время бури, мы окружили благочестивого и шептали молитвы. Здесь были все, делившие с ним в течение стольких лет опасности и труды войны: Константин Диоген, Василий Трахонит, Феофилакт Вотаниат, Давид Арианит, Лев Пакиан, Никифор Ксифий, старики Николай Апокавк и Никифор Уран. Не было только Варды Склира, великого стратега. Не было также и интриганов и сребролюбцев буколеонского дворца, трусов, зоил и лизоблюдов. А над нами проносилась буря истории. Ее тяжкие крылья потрясали воздух. Мы сжимали рукоятки мечей.
Перед тем как повести фемы на варваров, Василий взял из моих рук трость и стал чертить на песке план сражения. Мы обступили его со всех сторон. Старик Никифор Уран слезящимися глазами смотрел на линии, начертанные на песке, и бормотал:
– Разве можно предвидеть все заранее? Захочет Господь, и…
Ксифий зашипел на него:
– Помолчи, отец!
Благочестивый чертил:
– Здесь засеки… здесь Стримон… здесь будут стоять гвардейцы-схоларии. Понятно?
Они ничего ни понимали.
В гористой местности бесполезной оказалась закованная в железо конница «бессмертных», которых называют также катафрактами. Вся надежда была на пеших воинов. Базилевс смотрел на возвышенности, к которым подходили ромеи. Старик Уран качал головой:
– Безумие! Безумие!
Взволнованный бурей размышлений базилевс не слышал его. Царская власть подобна секире, лежащей у древа. Пусть будет так, как захочет благочестивый, хранитель вселенских соборов, защитник бедных и убогих.
На засеках уже разгоралось сражение. Варвары обрушили на головы ромеев тучи стрел, сбрасывали камни, заранее приготовленные. Огромные каменные глыбы, неуклюже вращаясь, неслись с горы и сокрушали кости наших воинов. Гул воплей и стонов стоял в воздухе. Базилевс тронул коня и поспешил к месту битвы. Мы последовали за ним.
Глазам нашим представилось ужасное зрелище. Люди с перебитыми ногами ползли с горы, умоляя о помощи. Тела убитых кучами лежали на подступах к засекам. Стрелы летели по ветру с невыносимым свистом. Христолюбивые фемы уже готово было охватить смятение. Уран шептал:
– Безумие! Безумие!
Варвары с бешенством отчаянья защищали свою свободу, свои жилища и житницы. Высоко над валом мы увидели Самуила. Ветер развевал его бороду. Он что-то кричал своим воинам и показывал на нас рукой.
– Не в силах человеческих взять эти твердыни, – шамкал Уран.
Базилевс взглянул на старика орлиным взором. У нас замерли сердца. Но благочестивый ничего не сказал.
– Не губи ромеев, благочестивый, – осмелился высказать свое мнение вест, – что будет с нами, если варвары спустятся с горы? Нам не выдержать их напора. Ты же знаешь, воин, который спускается с горы, равен трем воинам.
Василий в гневе теребил бороду.
Несколько раз мы пытались подняться на гору, и каждый раз болгары сбрасывали нас вниз. Потери были очень велики. Воины начинали роптать, ложились на землю, бросали оружие.
На следующий день сражение возобновилось. Мы смотрели на благочестивого с ужасом. Тогда приблизился к нему Никифор Ксифий, доместик схолариев.
– Позволь мне, рабу твоему…
– Говори, – грубо кинул Василий.
– Дай мне отборных воинов, руссов и схолариев, и мы попытаемся пробраться лесными тропами в тыл врагов. За ночь успеем обойти горы. Тогда мы поразим варваров…
Под покровом ночной темноты, прикрытый ею, как хламидой святого Димитрия, Никифор Ксифий повел воинов в обход горы Белатисты. Пробираясь сквозь тернии и кустарники, переходя во мраке страшные кручи, теряя людей в бездонных пропастях, он, подобно новому Ганнибалу, всю ночь вел воинов. Не для того ли нам дан разум, чтобы побеждать врагов? На рассвете, когда занялась благоуханная заря, Василий опять возобновил сражение, отвлекая внимание Самуила.