Голубая галактика, или Слэш в космосе
Шрифт:
— Я представил себе, что это твой рот… — опять стал говорить Лесь. Его голос уже стал ровнее.
— А я представлял себе, что это твоя ладонь.
Движимый любопытством, я обернулся. На экране неутомимая четверка снова перемешалась, образовав совсем уже неописуемый клубок тел. Их коллективный секс продолжался все с той же энергией. Никто и не собирался кончать.
Я повернулся к Лесу, скользнул взглядом по закинутым на ручки кресла бедрам, сбившимся под мошонкой трусам, начавшему опадать члену и, конечно, лужам спермы, куда ни глянь. В моей груди шевелилось какое-то странное щемящее чувство.
— Спать хочется, — пробормотал я.
— Можно мне воспользоваться твоим душем?
Ну к чему в такой момент эта чертова вежливость!
Я кивнул.
— Тебе было плохо? — все же спросил я.
— Моментами, — расслабленно сказал Лес. — Удовольствия было больше.
Он посмотрел на меня и добавил:
— Заниматься онанизмом с землянином требует… мужества.
Улыбнулся.
— То, что я постоянно думал о тебе и смотрел на тебя, добавило…
Он пожал плечами, все так же удовлетворенно улыбаясь и глядя на меня сияющими глазами.
— …ложку горечи.
Он хотел что-то добавить, но запнулся, подбирая слова.
— Такое забыть невозможно, — наконец, сказал он. — Ничего подобного я никогда не испытывал. Особое, уникальное ощущение. Не мед и не перец, а их дикая смесь…
Он с трудом, помогая руками, снял одно бедро с ручки кресла, потом второе. Встал, разминая ноги. Член упал на мошонку, вылив еще несколько капель спермы на ее сморщенную кожу.
Лес потянул жгут трусов вниз, вызволяя яички из подпиравшего их плена. Отбросил скомканную ткань в сторону. Лицо парня было откровенно удовлетворенным.
— Ты поразительный мужчина, землянин! — сказал Лес и улыбнулся.
Его голое тонкое тело, залитое спермой, светилось в лучах Гесиода, и я почувствовал в себе волну такой нежности, столь острое желание обнять парня, обнять мягко и тепло, что едва сдержался, чтобы не полезть к нему через кровать.
— Ты удивительный! — добавил Лес, скользнув глазами по моему лицу.
Я почувствовал, что краснею. И тут же устыдился этого — после того, что случилось, голый, в сперме, и краснею! И конечно, мой поганый язык тут же пришел мне на помощь. Помог, так сказать, скрыть мое смущение.
— А ты пассив или актив? — спросил я.
Теперь мне было стыдно уже не за то, что покраснел, а за то, что задал такой вопрос. Ну и момент же я для этого выбрал!
Лес не удивился и не обиделся.
— Думаешь, это важно? — спросил он, насмешливо улыбаясь.
Я пожал плечами. Что на самом деле было важно — это прекрасное обнаженное тело передо мной.
— По статистике тот, кто проводит ритуал Гесиода, выступает в позиции пассива в большинстве половых актов данной пары, а тот, для кого проводят этот ритуал, гораздо чаще становится в этой же паре инициатором разрыва…
По лицу Леса пробежала тень. Он вздохнул.
— Мы действовали строго по статистике.
Я понял, что он говорит о своем возлюбленном. А ведь я спрашивал его о нас с ним. Мне почему-то хотелось знать, кем видит себя Лес в нашей с ним паре, если бы она была возможной.
— Пассивом, пассивом, не волнуйся, — тут же отреагировал на мои мысли юноша. Как ему удается так легко читать все, о чем я думаю! — Только мы бы никогда не могли стать парой.
Лес подошел к окну и стал смотреть на Гесиод, заполнявший собой все небо. Теперь передо мной оказались его узкая спина, цепочка позвонков, крылья лопаток, выпуклые полушария ягодиц, длинные тонкие ноги. Едва кончивший, я ощутил знакомый укол желания, неуверенный, несильный, но вполне различимый.
— Неужели книги пишут правду, и для землян быть пассивом еще хуже, чем быть просто геем?
Я молчал.
Лес повернул голову и посмотрел на меня через плечо.
— Вводить свой пенис в анус другого мужчины нельзя, это табу. Однако, позволить другому мужчине ввести его пенис в твой анус нельзя вдвойне, это двойное табу?
— Это считается огромным позором, — пробормотал я.
— А почему?
Вчера я мог ответить на этот вопрос. Теперь же все в моей голове перепуталось, и я действительно, без рисовки, не знал, что сказать.
Лес постоял немного, глядя на меня. Потом подхватил свои брюки и футболку и ушел в ванную.
В воздухе стоял запах спермы. На опустевшем кресле напротив меня виднелись ее потеки. На покрывале кровати лежал скомканный жгут трусов. Лес не взял их с собой в душ, они полностью пропитались семенем, их не оденешь…
Я приподнялся. Мои собственные трусы съехали до половины бедер. И я снял их. Мне почему-то была приятна мысль, что Лес выйдет из душа и увидит меня голым, со спермой на животе и ногах.
На стене над креслом уже не было экрана. Интересно, сколько еще продержалась та четверка. Неужели можно с такой силой так долго трахаться и не кончать?
Я представил себе Леса на месте того паренька, на которого навалились остальные трое. Потом попробовал примерить себя на их роли. В конце концов, решил, что я бы выбрал позицию сзади, но мне все равно не нравилось присутствие двух остальных, где бы они ни были и что бы они ни делали. Я убрал их из своей мысленной картинки, и стало намного лучше. Мой член ходил в анусе Леса, и это было завораживающе прекрасно. И все-таки, не совсем то. Я представил себе другую позу, которую четверка опробовала чуть раньше. Положил Леса на спину, закинул его ноги себе на плечи… Неплохо. Перед глазами было лицо парня и можно было ласкать его тело, пока… Ну, пока делаешь свое дело… А если спереди, в рот…?
В конце концов, я понял, что больше всего мне хочется совсем другого — лежать с Лесом, обнявшись, вот в этой постели. Я представил себе, как мы прижимаемся друг к другу, ноги переплетены, руки гуляют по телу другого, губы не спеша касаются губ… Да, это было бы волшебно! Я даже почувствовал какое-то мимолетное напряжение в своем только что кончившем члене. Как жаль, что это невозможно…
Но ведь возможно другое! Лес может остаться у меня на ночь! Конечно, не для секса, но мне было бы приятно видеть его в своей постели, посапывающим во сне, теплым, расслабленным. Он бы лежал на животе, и я бы глядел на светящиеся в свете планеты Гесиод изгибы простыни, покрывающей его тонкое тело. Я представил себе полушария ягодиц, покрытые тонкой тканью… Или Лес лежит на спине. Руки закинуты под голову. Зрачки под опущенными веками двигаются, ему что-то снится. А простыня скрывает и не может скрыть от меня его прекрасный торс, живот, бедра, холмик между ног… Или Лес лежит на боку, свернувшись калачиком, и его…