Голубая лента
Шрифт:
— Благодарю вас, господа! — громко сказал он, и все, поклонившись, ушли.
Хенрики хотел было остаться, но Терхузен даже не посмотрел в его сторону. Тогда ушел и Хенрики. Несколько минут Терхузен ходил по комнате, потом, упершись в стол кулаками, снова нагнулся над чертежом. Он покачал головой, и лицо его стало еще тверже. Не нравилось ему это! Нет, не нравилось! Судить о повреждениях, полученных пароходом, было делом механиков, не его, а они явно были сильно встревожены. Он вспомнил выражение их лиц. Постояв несколько минут в глубоком раздумье, Терхузен отправился в радиорубку.
Штааль
— Вы готовы, Штааль? — спросил Терхузен.
Да, Штааль был готов.
— Подайте SOS, Штааль! — спокойно проговорил Терхузен, ни на кого не глядя. — Мы столкнулись с айсбергом и просим помощи. — Он положил на стол листок. — Вот наши координаты.
Штааль растерянно, почти недоверчиво уставился на Терхузена, не в силах шевельнуть рукой. Его усталое лицо покрылось синеватой бледностью.
— Жду ваших сообщений, — бросил Терхузен и ушел.
Он медленно возвращался к себе на мостик, глядя вверх, на звезды. Это были недобрые звезды. Тусклые, без блеска. Они скрывали свои тайны — не было в них прямоты и искренности. Злые, коварные звезды.
Слышался шум воды, извергаемой насосами в океан. Терхузен нахмурил лоб. «Мы слишком быстро шли, — подумал он, — нельзя этого отрицать. Не будь этого Хенрики, я бы, вероятно, снизил скорость, скажем, до шестнадцати узлов. Тогда бы пробоина была не столь катастрофической. Но ведь Хенрики во что бы то ни стало хотелось поставить рекорд!»
Глядя вслед Терхузену, Теле улыбнулся и покачал головой:
— У старика объявились нервы. Он что, рехнулся?
Но Штааль, усаживаясь за аппарат, возразил:
— Дело принимает крутой оборот, слышите, Теле? Я знаю Терхузена. Бросьте глупить и помогите мне.
И Штааль взялся за работу. МДХ, МДХ, МДХ! Он шесть раз ясно и сильно выстукал SOS. Три точки, три тире, три точки. «Столкнулись с айсбергом, просим помощи. 40 градусов 46 минут северной широты, 50 градусов 14 минут западной долготы».
Он вслушивался в эфир, но слышал лишь стук собственного сердца. Никто не отозвался, и он вторично выстукал тот же ряд знаков Морзе. Тут он услышал легкое жужжание. Говорил «Сити оф Лондон», обладающий очень слабым передатчиком. Его радист Хилл ответил, что все понял и просит повторить координаты.
— Сорок градусов сорок шесть минут северной широты, пятьдесят градусов четырнадцать минут западной долготы, — ответил Штааль.
Опять зажужжал «Сити оф Лондон», но его вдруг заглушило гудение Кап Рейса. Штааль отчетливо услышал, как Кап Рейс повторил его координаты, добавив, что «Космос» наскочил на айсберг и просит помощи.
Снова лицо Штааля покрылось испариной, так его обессилило напряжение последних минут. Он был близок к обмороку.
— Дайте сигарету, Теле, — сказал он, весь дрожа. — Подите к Терхузену и доложите, что сигнал принят.
Теле натянул куртку и быстро вышел.
Несколько минут назад в эфире в этот глухой ночной час не слышалось ни звука. И вдруг воздух загудел от множества голосов, перебивавших друг друга. Штааль услышал голос «Кельна», предлагавшего свои услуги, за ним «Аравии», «Амстердама», «Савойи» и какой-то незнакомой береговой станции, втесавшейся
Он сильно застучал ключом, прося тишины, однако его сигналы не могли пробиться сквозь сумятицу голосов. Тем временем какая-то мощная станция, вероятно Кап Рейс, повторила его просьбу, и в эфире сразу стало тихо. Штааль немного обождал и вновь услышал Кап Рейс: «„Космос“ столкнулся с айсбергом, просит помощи. 40 градусов 46 минут северной широты, 50 градусов 14 минут западной долготы!» Молодец этот парень на Кап Рейсе.
— Спасибо, Кап Рейс! — передал Штааль.
Ей-богу, все возможное он сделал и отметил про себя, что ему здорово повезло. А если б в этот час его аппарат отказал? Теперь сотни судов на Атлантике в курсе дела. Они знают, что «Космос» наскочил на злосчастный айсберг, приплывший сюда от далеких берегов Гренландии, и сейчас беспомощно дрейфует. В радиорубках всех этих пароходов сидят у аппаратов растерянные, взволнованные радисты: «Космос», величайший в мире лайнер, просит помощи! Уму непостижимо!
Теле вернулся. Он принес чашку кофе и поставил ее перед Штаалем.
— Похоже, дело дрянь! — сказал он. — Ах, черт побери!
Голоса в эфире снова ожили и загудели наперебой. Разобрать что-либо в этом хаосе звуков было почти невозможно. Наконец, Штааль с невероятным трудом уловил, что поблизости от «Космоса» идут три парохода, готовые оказать помощь. «Сити оф Лондон» находится всего в шестидесяти милях впереди, «Аравия» — в семидесяти милях сзади, а «Кельн» в ста милях к юго-востоку. Эти три парохода обещали подойти как можно скорее. Все они изменили свой курс, о чем их пассажиры даже не подозревают, и мчатся сквозь ночь с риском разбиться о лед. Чтобы выжать из машин максимальную скорость, там в кочегарках работают даже подвахтенные. «Кельн» радировал, что повысил свой ход с пятнадцати до восемнадцати узлов. «Ждите, не подведем!»
Все это Штааль записал. Пусть Терхузен рассчитает, когда они будут здесь.
— Отнесите это сообщение на мостик, Теле, — сказал Штааль и отхлебнул глоток кофе. Он чуть не падал от усталости, продежурив шестнадцать часов подряд.
Загудел Кап Рейс: «Сколько времени вы еще сможете продержаться?»
Нелепый вопрос!
— Не знаю, — устало ответил Штааль. — Я непрерывно буду обо всем извещать.
Через несколько минут Кап Рейс радировал: «„Амстердам“ в двухстах милях от вас и идет со скоростью двадцать узлов».
«Сити оф Лондон» сообщил: «Идем со скоростью четырнадцать узлов. Продержитесь до нашего прибытия».
Когда Вайт через несколько минут после тревожного сигнала гонга вошел в каюту Евы, он поразился, найдя ее уже одетой. Два часа крепкого сна полностью восстановили ее силы, она выглядела хорошо отдохнувшей и совершенно спокойной. Щеки у нее после сна раскраснелись, как у ребенка, губы были влажные и свежие. На кресле лежала наготове шубка, на столе были разложены письма, фотографии, драгоценности. Она как раз укладывала все это в сумку.