Голубиное детство, или Слово пацана

Борисенко Олег

Братья осмотрели гнезда, заглянули в ящик для зерна. Один из них вытащил сигаретку из пачки.

– Не кури в голубятне, – распорядился Олежка.

– А то что?

– У нас летные голуби, им дыхалка нужна. Это не ваши куры, – усмехнулся мальчик.

– Много ты понимаешь в колбасных обрезках, – усмехнулся один из братьев, но сигаретку убрал обратно в пачку, и продолжил, – если узнаешь, где голуби, подгоним пару вертунов. Вчера ночью собаку притянули к забору, и замки сорвали ломом. Вынесли всю птицу,

которая в голубятне была. Остались только простые на чердаке, туда побоялись лезть. Матушка шум через форточку подняла. А нас дома не было, мы с отцом в деревню ездили за картошкой на посев. Как знали, что мы уехали.

Месики ушли, а Олежка присел на ящик с зерном. Он понимал, что украсть голубей проблем нет, а вот продать их это уже задачка. Птица заметная. Приезжие навряд ли это сделали, тут замешаны местные. Месиками ребят прозвали, по тому что их отец раньше ловил снегирей и синиц, и месиков, как в простонародье звали северных птичек. Так и звал Дядя Месик, и его сыновей месиками.

Созрела идея, и Олежка побежал до Саньки.

– Слушай. У Месиков голубей вынесли вчерашней ночью. Так они живут вначале улицы в своем доме. Голубя мы нашли у хлебокомбината. Значит воры шли к концу улицы. А там пятиэтажки. Спрятать негде. А вот за Джамбула старое татарское кладбище и трубы с ТЭЦ идут. А там будка большая, где вентиля стоят.

– Там старшие пацаны собираются мафон слушают, – согласился Санька.

– Надо там и посмотреть.

– Нужно Месикам сказать, пусть сами посмотрят. Мы не полезем. Поймают накостыляют.

Друзья вышли во двор. Навстречу шли братья близнецы. Шли громко ругались. Увидев мальчишек, они остановились.

– Семен даже во двор не пустил. Козел.

– Вы будку у татарского кладбища на теплотрассе знаете? – спросил Олежка.

– И что?

– Там однажды уже прятали краденное. Пацаны в ней магнитофон нашли, а за ним милиция потом приезжала. Он с квартирной кражи оказался. Ее Шатал совершил. Посадили, наверное.

– Это белобрысый такой? – поинтересовался один из братьев.

– Ага.

– Я его дня два назад видел на нашей улице, на велике катался. Насос спрашивал.

– Идите будку посмотрите, там дверь на проволоку закручена, замка нет.

Братья ушли, а Олежка с Санькой пошли в голубятню.

– Зачем Шаталу голуби?

– Так у него в Кокчетаве дядька живет, он сам рассказывал, что тот голубятник, – ответил Олег, наливая воду в поилку, – вообще-то воровать голубей западло. На малолетке могут и спросить за это. А ему до восемнадцати еще года два. Допрыгается и загремит. Стогомет он. Крадет все подряд, что под руку попадется. Как ворона, что блестит, на то и зарится. Таких нигде не празднуют. Хорошо, что Месики в милицию заяву не накатали.

– У них отец сидевший, он не позволит.

– А батя у них что, блатной?

– Ну да, у него в карты играют дома, с других городов приезжают.

– Откуда ты знаешь?

– Так Ванька, их брат, в пятом классе учится, на год нас младше. Он и трепет языком везде, где попало.

Внезапно раскрылась дверь в голубятню, на пороге стояли близнецы с улыбками до ушей и мешком в руках.

– Нашли мы в будке своих голубей. Почти всех, пары одной не хватает, там форточка на окошке отрытая была, возможно, вылетели. Спасибо пацаны за подсказку!

Один из братьев подошел к Олежке. Похлопал по плечу, пожал руку как взрослому.

– По нашей улице и краю можете ходить спокойно, а кто не согласен, скажите, что нас знаете. За парой вертунов завтра подгребайте, раз обещал, то сделаю.

– Вы в деревню ездили. Зерном не разбогатели? – спросил Санька.

– Дадим, дадим ведерко. Со своим мешком приходите. А на будущее знайте. Сейчас весна. Посевная. Из элеватора зерно возят. По Свердлова есть крутой поворот на Московскую. А под асфальтом труба проложена. Там машины подпрыгивают, и на обочине зерна всегда много. Но на Бензострое своя шпана, там мы вас не отмажем.

– Так у меня дедушка по Свердлова 144 живет, я многих знаю, – обрадовался Олег.

– Ну коли так, тогда веник, савок, ведро, мешок в руки, и вперед.

– Спасибо за наколку, – поблагодарил Саня, закрывая дверь за братьями.

Вечером появился Шатал.

Он вошел в голубятню, присел на ящик с зерном, оглядел пустые гнезда. Вздохнул, и вслух произнес. Голубей кто-то дядиных забрал из будки. Никто не предлагал? Может что слышали?

– Слышали. Тебя Месики ищут, сюда приходили. Срисовали они тебя на улице перед кражей.

Шатал улыбнулся, – вот лупоглазые, все видят. Ладно пойду я, а это вам за упреждение, – с этими словами Шатал вынул из рукава голубку с белой лентой в хвосте и выпустил ее на пол голубятни.

– Голубей забрали, а голубка под трубы забилась, не нашли ее, найдете ей голубя шикарные пискуны будут, – добавил он.

– Так, где ж мы, голубя возьмем-то, – вздохнул искусственно Санька, таких голубей и по пятерке не купишь…

На трубах, идущих с ТЭЦ-2, часто собиралась местная шпана. Курили, слушали музыку, льющуюся из бобинного магнитофона на батарейках "Романтик" в основном Владимира Высоцкого. Играли на гитарах. Обсуждали насущные темы. Олежка был вхож в компанию взрослых подростков, так как играл на семиструнной гитаре, и пел душевные–блатные песни. Да и голосом его Бог не обидел. Блатная идеология засасывала отпрыска в свою трясину все глубже и глубже. Мальчик заслушивался разговорами "бывалых" о тюремных законах и правилах. Он даже на зимних каникулах получил в библиотеке роман Виктора Гюго "Отверженные" и прочитал его от корки до корки, восхищаясь похождениями Жана Вальжана. Ходил раз пять на фильм в кинотеатр Арман "Записки Серого Волка или возвращение к жизни" , и подобрал на гитаре песенку из этого фильма "Корешок мой Сенечка и Я" запомнив слова.