Голубое молчание
Шрифт:
КЛИМОВ: Ловко и подло…
СЕВЕРЦЕВ: Как угодно. Ну?… Ну же?
КЛИМОВ: Вы в самом деле это сделаете?
СЕВЕРЦЕВ: Конечно (подает пачку листов и перо). Вот тут написано ваше сознание… никто из Широковых не упоминается. Подпишите — и девушка спасена… Ну же! (Климов нерешительно берет перо и долго смотрит на него). Ну же… Вот вода! Пейте! пейте!
КЛИМОВ: Нет! Не подпишу! (Отбрасывает перо. Северцев кивает Расшивину. Расшивин молча подходит и ловко выбивает ногой
РАСШИВИН: У-у, гад!
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Обстановка первого действия. Осень. Поздний вечер. По саду шумит дождь, гудит ветер. Вера сидит на диване, что-то вяжет. Кузьмич за столом. Перед ним бумаги и деревянные счеты.
КУЗЬМИЧ (щелкает на счетах): 23-75… 11-8… 1333… Итого 112.01… Копейку потерял… Начинай, Кузьмич сначала… 10-17…
ВЕРА: Вот… все пошло шиворот-навыворот у нас. И в Москву не переехали этот год. А уж октябрь…
КУЗЬМИЧ: Да-с, октябрь… 41-80… А потом будет ноябрь 17-14… А потом — декабрь… А в ноябре будет праздник… 8-63… И товарищ Сталин на трибуне будет стоять… 2-13… Под дождем. Небось, продрогнет — ну-ка постой целый день.
ВЕРА: Аполлон Кузьмич, отчего это у вас ноги разные?
КУЗЬМИЧ: Это не ноги, это ботинки разные. Один — тридцать девятый, другой — сорок третий… Бориса Федоровича… (щелкает косточками). Сорок третий!… сорок третий!… Опять сбился… Начинай, Кузьмич, сначала. Данке шон, Верочка!
ВЕРА (прислушиваясь): Дождь… ветер. У нас в деревне уже посиделки начались (тихо напевает):
В низенькой светелке Огонек горит, Молодая пряха Под окном сидит…Аполлон Кузьмич, вы жили в деревне?
КУЗЬМИЧ: Нет. Я почетный, потомственный мещанин. Дед мой был пьяница, сапожник Чечкин. Нраву весьма крутого!… Заготпушнина…
ВЕРА: Какая пушнина?
КУЗЬМИЧ: Нет, это счет из Заготпушнины на 2.56. Однажды дед мой, сапожник Чечкин, едва не решил жизни дьякона Иконникова сапожной лапой… 11.89… за то, что дьякон в отсутствие деда моего весьма недвусмысленно посещал мою бабушку… 33.16…
ВЕРА: А ведь Елены-то Николаевны всё еще нет.
КУЗЬМИЧ: Не наше это дело, Верочка… Ты в колхоз-то этой зимой поедешь? Своих-то навестить?
ВЕРА: Не знаю… А Алеша день-деньской лежит сегодня. Всё думает, думает. Аполлон Кузьмич, отчего это женщины любить не умеют?
КУЗЬМИЧ: Как это? А вот посмотри на Наташу: Евгений Осипович в тюрьме, а она… Итого 11.99… Теперь двух копеек не хватает…
ВЕРА: Нет, не то… Почему одни умеют, а другие хвостом — туда-сюда?
КУЗЬМИЧ: Натуры такие. А чаще — люди впутываются.
ВЕРА: Как это?
КУЗЬМИЧ: Люди, Верочка, народ, в общем злобный. Им чужое горе видеть всегда приятнее, чем чужую радость. Разрушать люди любят. Знавал я одну преподлейшую старуху; умница, но жестокая — не приведи Господь. Сама про Христа говорит, а семью чужую, как червь, точит. На моих глазах развела людей и погубила.
ВЕРА: А что ж другие-то смотрели?
КУЗЬМИЧ: Другие? Другие радовались. Я ж тебе сказал, что чужое горе видеть приятно… Вот так, наверно, кто-нибудь и Леночке нашей нашептывает: «Брось его… брось его… на что тебе калека?»
ВЕРА: Да Алеша лучше их всех!
КУЗЬМИЧ: А разведут… Нет, отложу до завтра — совсем запутался. Трех рублей не хватает (собирает бумаги). Разведут. Так уж заведено. Спокойной ночи, Верочка… Шла б и ты.
ВЕРА: Сейчас.
КУЗЬМИЧ: Гуд-бай. Данке шон (зевая уходит).
ВЕРА (подходит к комнате Алеши, прислушивается): Не спит. Нет, не спит.
НАТАША (входит в пижаме): Вера, что ты там?…
ВЕРА: Я… ничего. Показалось, что Алексей Федорович звал.
НАТАША (ищет что-то в буфете):Ах, Верочка, всё-то я вижу, всё-то я понимаю, — но помочь ничем не могу. Ничем, Верочка… Слушай, ты не видела тут такого пузыречка с притертой пробкой? Маме плохо… Ах, вот он.
АЛЕША (входит): Кто у меня Диккенса забрал? Ты, Наташка?
НАТАША: Я.
АЛЕША: Так верни назад!
НАТАША: Не ори. Маме плохо.
АЛЕША: Мне тоже плохо (садится).
НАТАША: Так иди спать.
АЛЕША: Не хочу и не могу… Верни Диккенса.
НАТАША: Да отдам я тебе твоего Диккенса (уходит).
АЛЕША: Верок, ты что вяжешь?
ВЕРА: Носки.
АЛЕША: Зачем?
ВЕРА: Чтоб носить.
АЛЕША: Хороша и без носков.
ВЕРА: Это я вам… К зиме.
АЛЕША: Ты мне лучше петлю свяжи. Умеешь петли вязать? (Пауза). Твой колхоз как называется — «Красная борона»?
ВЕРА: Нет.
АЛЕША: Ну, «Красный хомут»? ВЕРА: Опять нет…
АЛЕША: Знаю: колхоз «Напрасный труд».
ВЕРА: Да нет же… (повеселев). «Красный пахарь»!
АЛЕША: Ну, вот видишь — я чуть-чуть не угадал (туза). У вас в колхозе в валенках ходят?
ВЕРА: Зимой — в валенках.
АЛЕША: Врешь. Летом — тоже.
ВЕРА: Нет, летом в валенках не ходят.
АЛЕША: Вообще не ходят, а в вашем колхозе ходят… И девки у вас замуж не девками выходят.
ВЕРА: Ну, уж это оставьте!…
АЛЕША: Чего там — оставьте! (идет к буфету, открывает дверцу). А потом мужья бьют их смертным боем. И поделом!… (достает бутылку и перевертывает ее). Кто выпил?