Голубой берег

Лоскутов Михаил Петрович

И в наступившем тихом рокоте домулла сказал;

— Аллах внял мольбам. Оминь облога ак~ бар. Аллах устранил яд. Хлеб можно есть, — и, вынув из того же платка лепешку, начал есть.

Вся толпа жадно смотрела в рот домуллы. Но пристальнее всех смотрел Саид.

«Подохнет», — думал он.

Кушая лепешку, домулла говорил о том, что забыли аллаха, что надо верить, что надо подавать…

Вся толпа машинально, сама того не замечая, повторяла за ним жевательные движения. Только Саид стиснул челюсти, и желваки мускулов

перекатывались у него по щекам.

Но прошло вдвое больше времени, чем надо было, чтобы собака подохла, а домулла и не думал умирать. Саид удивился, но не знал главнейшего, что домулла, страдая желудком, ел только белые лепешки из чистой муки-сеянки, которую ему на золото покупали в Таджикзолоте, в Гарте. И что он сейчас не ел лепешки из муки перемолотого и отравленного зерна.

— Вы видите, — оказал домулла, — я жив.

Пораженные, Асан и Саид молчали. Они ясно видели, что съеденная лепешка не действует на домуллу. Ведь домулла жив и ругает их паршивыми собаками.

Среди бури криков дервиши быстро раздавали лепешки, записывая фамилии. В первую очередь самые большие лепешки получили наиболее верующие богачи, лепешки поменьше получили простые люди, и маленькие кусочки стоимостью в двадцать фунтов зерна получили бедняки.

Вдруг Саид, прыгнув вперед, поднял кусочки белой лепешки с пола, которая упала из рук домуллы во время еды, и старался перекричать шум и рев толпы..

Саид, показывая домулле кусочек лепешки, сказал:

— А ведь она белая, другие лепешки серые.

— Не веришь? — закричал домулла.

— Нет… — нерешительно ответил Саид.

Мулла схватил новую лепешку, начал ее есть, запивая чаем, который разносили дервиши. Ведь он-то наверное знал, что освящен неотравленный хлеб.

В углу крыльца, сидя на корточках кружком, весело перебивая друг друга, ели лепешки Джолдывай, Барон и Туюгун.

— Оминь облога акбар. Оминь облога акбар… — неслось отовсюду.

Тем временем мы слышали издалека крики, рев, секунды тишины, вновь крики, почти бегом подбежали к кишлаку и здесь только перевели дух.

Первым, кого мы увидели, тихонько пробираясь в кустах, был Барон. Он сидел на корточках и, схватившись за живот, тихо стонал.

Карабек даже засмеялся от радости, но я понял весь трагизм положения и бросился к мечети с заднего хода. За мной бежали Карабек и Джалиль.

Многие уже начали чувствовать отравление. Тем более, что все с утра постились и целый день ничего не ели. Так распорядился домулла, желая придать зрелищу больше торжественности.

К тому моменту, когда я вбежал на крыльцо мечети через задний ход, уже многие почувствовали боли, но находили силы скрывать их от присутствующих.

— Не ешьте! — закричал я, вбегая на крыльцо.

— Не ешьте! — кричали Саид по-таджикски, а Карабек по-киргизски.

И вдруг наступила тишина. Я не знаю, с чем сравнить потрясающее

впечатление от нашего появления: в таких случаях обычно сравнивают с впечатлением от внезапно разорвавшейся бомбы или с появлением привидения. Было так тихо, что слышался звон в ушах. Нас считали мертвыми, и вдруг мы воскресли. Домулла зажмурился и махал руками, как бы отгоняя мух. И в наступившей тишине раздался его тихий, но отчетливый стон сквозь зубы. Он напомнил мне горниста, играющего вечернюю зорю.

Фиолетовые тени потемнели и полезли по горам, но верхушка пика Ленина еще сверкала багряными зарницами.

— Дехкане, заседание продолжается! — сказал Карабек в наступившей тишине. — Лепешки, ядовиты, и вас просто отравили!

— Это джины, это джины, злые духи, не слушайте их! — кричали дервиши, снуя в толпе и окружая нас плотным кольцом.

Ho в руках у нас было оружие, и они боялись сразу нападать. Как и всегда, они хотели натравить толпу, а сами остаться позади.

Однако настроение толпы менялось. Люди слушали не столько нас, сколько то, что происходило сейчас у них в желудках. Начались стоны.

— Бей их, бей дервишей и муллу! — вдруг неожиданно закричал Карабек, и толпа бросилась на дервишей.

Они этого не ожидали. Толпа, которая еще десять минут назад была послушной, взбунтовалась.

— Что ты сказал, ты с ума сошел! — закричал я. — Ведь мы не уговаривались, чтобы ты так агитировал!

Тем временем дервиши поняли смертельную опасность. Толпа сейчас бросится на них: так дрессированный медведь вдруг бросается на своего хозяина. Дервиши обратились в бегство. Некоторых дехкане успели поймать и избивали камнями. Тут выскочил вперед председатель сельсовета. 0н приказал арестовать муллу и дервишей, но не избивать их.

— Мы их судить будем! — говорил он.

Его приказания беспрекословно исполнялись. Перелом произошел коренной.

Вдруг несколько старцев, пробившись к нам, бросилось на колени.

— Пусть советская власть спасет нас от яда, мы не хотим умирать! — они протягивали руки.

Об этом надо было сейчас же думать.

— Что делать? — опросил Карабек. — Много бедняков лепешки ели, их спасать надо!

— Очень просто, — сказал я, — пусть сейчас же сюда принесут свежее молоко, я туда налью лекарство, и они выпьют!

Яд, которым протравливалось зерно, не настолько силен, чтобы сразу отравить человека, но смертные случаи, конечно, будут, если не принять мер.

Барон, катаясь но траве, был за мечетью. С винтовкой в руках Саид разыскивал Джолдывая.

— Молоко несите, молоко несите! — кричали кругом.

Всадники поскакали по кишлаку. Весь кишлак поднялся на ноги. Кричали жены, и визжали дети. Несли в деревянных чашках молоко и сливали его в деревянную бочку. Все толпились кругом. Тут я вдруг заметил отсутствие Джалиля Гоша. Он исчез.