Голубой Лабиринт
Шрифт:
Эпилог
Спустя два месяца.
Бо Бартлетт направил серебристый Лексус с окружной дороги на белый гравий, медленно направившись по длинному переулку, обрамленному черными дубами, увешанными испанским мхом, и выехал на круговой съезд. На горизонте появился большой и величественный дом плантатора эпохи Греческого Возрождения, и, как обычно, у Бартлетта при виде его перехватило дыхание. Стоял жаркий полдень в приходе Сент-Чарльз, и окна седана Бартлетта были закрыты, а кондиционер включен. Он заглушил мотор, открыл дверь и вышел в крайне хорошем настроении. Он был одет в светло-красную рубашку поло, розовые брюки, и туфли для гольфа.
На крыльцо вышли две фигуры. В одной из них он признал Пендергаста, одетого
Бо Бартлетт приостановился, а затем направился к величественному особняку. Он чувствовал себя рыбаком, подсекающим рыбу всей своей жизни. Он прилагал максимум усилий, чтобы не начать потирать руки от восторга. Здесь этот жест будет выглядеть весьма неуместно.
– Ну и ну!
– воскликнул он.
– Плантация Пенумбра!
– Так и есть, - пробормотал Пендергаст, пока подходил; женщина, последовала за ним.
– Я всегда считал его самым красивым поместьем в Луизиане, - отметил Бартлетт, ожидая, что его представят прекрасной молодой леди. Но его не представили. Пендергаст просто склонил голову.
Бартлетт сильно ударил рукой по своему лбу.
– Мне любопытно. Моя фирма пыталась упросить вас продать это место в течение многих лет. И мы были не единственными, кто так его желал. Что заставило вас передумать?
– внезапное чувство тревоги возникло на пухлом лице разработчика – хотя предварительные документы уже были подписаны – как будто сам вопрос мог бросить тень сомнения на сделку.
– Конечно, мы рады, что вы так поступили, без сомнения, очень рады. Мне просто... ну, любопытно, вот и все.
Пендергаст медленно огляделся вокруг, как будто пытался запечатлеть увиденное в памяти: греческие колонны; крытая веранда; кипарисовые рощи и обширные сады. Затем он повернулся к Бартлетту.
– Позвольте нам просто сказать, что недвижимость стала... доставлять неприятности.
– Без сомнений! Подобные старые дома плантаторов - это же черная дыра обслуживания! Ну, все мы в фирме «Южная Недвижимость» благодарны за ваше доверие к нам, - пробубнил довольно неуверенно Бартлетт. Из кармана он достал платок и вытер влажное лицо.
– У нас есть замечательные планы на эту местность – прекрасные планы! В течение двадцати четырех месяцев или около того, все это будет преобразовано в поместье «Кипарисовая аллея». Шестьдесят пять больших, элегантных домов традиционной постройки – мы их называем мезонеты – каждый расположенный на собственном акре земли. Только представьте!
– Думая об этом, - сказал Пендергаст, – я могу представить это все довольно живо.
– Я надеюсь, что вам придет в голову рассмотреть возможность приобретения для себя мезонета в «Кипарисовой аллее» – гораздо более беззаботного и удобного, чем этот старый дом. С ним вместе вам будет предоставлено членство в гольф клубе. Мы подарим вам отличное предложение!
– Бо Бартлетт нанес Пендергасту дружественный толчок в плечо.
– Как великодушно, - согласился Пендергаст.
– Конечно, конечно, - сказал Бартлетт.
– Мы окажемся хорошими распорядителями земли, я обещаю вам. Сам старый дом неприкасаем – будучи занесенным в Национальный Реестр Исторических Мест и все такое. Он станет чертовски славным клубом, рестораном, баром и офисами. Поместье «Кипарисовая аллея» будет возведено экологически безопасным способом – зеленый сертификат строительства во всем! И, конечно, в соответствии с вашими пожеланиями, кипарисовое болото будет сохранено, как заповедник дикой природы. По закону определенный процент от строительства – ах, поместья - должен быть, так или иначе, районирован в экологических целях в качестве меры защиты для поверхностных стоков. Болото очень хорошо удовлетворяет этим требованиям зонирования. И конечно, не менее чем тридцать шесть лунок гольф клуба только добавят привлекательности «Кипарисовой аллее».
– Без сомнения.
– Вы будете моим почетным гостем на связи в любое время. Так что... вы начнете перемещать фамильное кладбище на следующей неделе?
– спросил Бартлетт.
– Да. Я буду следить за всеми деталями. И расходами.
– Очень хорошо, что вы... уважаете мертвых. Похвально. Христианин.
– И потом, здесь есть еще Морис, - напомнил Пендергаст.
При упоминании Мориса – пожилого лакея, который поддерживал Пенумбра в течение бесчисленных лет – назойливое счастливое настроение Бартлетта немного упало. Этот Морис был древним, как сам мир, совершенно дряхлым, не говоря уже о суровости и молчаливости. Но Пендергаст оказался достаточно настойчивым в этом вопросе.
– Да. Морис.
– Он будет числиться здесь в должности официанта, так долго, как только он сам пожелает остаться.
– На этом мы и договорились, - разработчик снова посмотрел на массивный фасад.
– Наши адвокаты свяжутся с вами обговорить окончательные детали даты завершения сделки.
Пендергаст кивнул.
– Очень хорошо. Теперь, я покину вас и... леди..., чтобы вы могли отдать последнюю дань, и, пожалуйста, не торопитесь!
– Бартлетт сделал деликатный шаг от дома.
– Или может вас нужно отвезти в город? Вы, должно быть, приехали на такси – я не вижу машины.
– В этом нет необходимости, спасибо, - сказал ему Пендергаст.
– Ах. Понимаю. В таком случае, хорошего дня, - и Бартлетт в свою очередь пожал руку Пендергасту и молодой женщине.
– Еще раз спасибо, - потом он снова промокнув лоб платком, вернулся к своей машине, завел мотор и уехал.
*
Пендергаст и Констанс Грин поднялись по старым порожкам на панорамную веранду, и вошла внутрь. Достав небольшой брелок из кармана, Пендергаст открыл входную дверь особняка и пропустил Констанс перед собой. Интерьер пах мебельным лаком, старым деревом и пылью. Молча, они обошли разные комнаты первого этажа – гостиную, салон, столовую – рассматривая здесь и там различные атрибуты. Все они были помечены на видном месте именами торговцев антиквариатом, агентов по недвижимости, и аукционных домов - готовые к отправке.
Они остановились в библиотеке. Здесь Констанс подошла к книжному шкафу со стеклянными дверцами. В нем содержалась огромная сокровищница: Первое Фолио Шекспира; ранняя копия «Роскошного часослова герцога Беррийского»; первое издание «Дон Кихота». Но то, что больше всего заинтересовало Констанс - это четыре огромных тома в дальнем конце шкафа. Благоговейно, она извлекла один из них, открыла, и начала медленно переворачивать страницы, любуясь невероятно яркими и правдоподобными изображениями птиц, которые содержались в нем.
– Широкоформатное издание «Птиц Америки» Одюбона - пробормотала она.
– Все четыре тома. Которые ваш собственный прапрапрадед выписывал у самого Одюбона.
– Отец Иезекии, - сказал Пендергаст ровным голосом.
– Как таковое, то есть именно это издание книг, я могу оставить, наряду с Библией Гуттенберга, которая находилась в семье со времен Генри Пендергаста де Мушкетона. Оба эти раритета предшествуют позору Иезекии. Все остальное отсюда должно уйти.
Они возобновили свой путь, перешли в приемную и поднялись по широкой лестнице на верхнюю площадку. Наверху, прямо перед ними раскинулась гостиная, и они вошли в нее, пройдя мимо пары слоновых бивней, обрамляющих дверной проем. Внутри, вместе с ковриком из зебры и полудюжиной навесных голов животных, находился оружейный шкаф полный редких и чрезвычайно дорогих охотничьих ружей. Как и в случае с имуществом на нижнем этаже, бирки о продаже были зафиксированы на каждом ружье.