Голубой молоточек. Охота за сокровищами
Шрифт:
— Вы предполагаете, что Джейк утопился? — спросил я.
— Нет. Вовсе нет! — Она поспешила сменить тему: — Я готова отдать их все за сорок долларов. Одни холсты столько стоят. Вы сами знаете, если вы художник.
— Я не художник.
— Мне иногда приходит в голову — а был ли им Джейк? Он рисовал больше тридцати лет, и вот все, чего он достиг. — Она жестом указала на лежавшие на столе картины, на дом и на все, что с ним связано, включая смерть Джейка. — Только это да еще я впридачу. — И она усмехнулась, вернее,
Заметив, что я за ней наблюдаю, она опомнилась и взяла себя в руки.
— Я не такая плохая, как вы думаете, — заявила она. — Хотите знать, почему я продаю все это? Мне нужно купить гроб. Я не хочу, чтобы его похоронили за счет прихода в одном из этих ужасных сосновых гробов. К тому же я не могу позволить, чтобы он и дальше лежал в морге окружной больницы.
— Ладно, я покупаю эти пять картин.
Вручая ей две двадцатидолларовые банкноты, я подумал: согласятся ли Баймейеры возместить мне эту сумму?
Она взяла их, как будто с отвращением, и держала в руке.
— Это не был рекламный трюк с моей стороны. Вы не обязаны покупать их только потому, что мне нужны деньги.
— Я хочу иметь эти картины.
— Зачем? Может быть, вы все же антиквар?
— Не совсем.
— Значится права. Я знала, что вы не художник.
— Откуда вы это знали?
— Я прожила с художником десять лет. — Она изменила позу и оперлась на угол стола. — Вы не похожи на художника и говорите не так, как они. У вас глаза не художника. Вы даже пахнете не как художник.
— Как это так? А как кто?
— Может, как полицейский. Когда Пол Граймс купил у Джейка те две картины, я сразу подумала, что дело не чисто. Я была права?
— Не знаю.
— Так зачем же вы покупаете эти картины?
— Потому что Граймс приобрел те.
— Вы думаете, раз он потратил на них деньги, то они чего-то стоят?
— Мне бы очень хотелось знать, зачем они ему понадобились.
— Мне тоже, — сказала она. — А почему они вас интересуют?
— Потому что они интересовали Граймса.
— А вы ему во всем подражаете?
— Надеюсь, не во всем.
— Да, я слышала, что он иногда не прочь надуть. — Она кивнула головой, посылая мне свою холодную улыбку. — Мне не следовало бы этого говорить. Я не имею ничего против него. Можно даже сказать, дружу с его дочерью.
— С Паолой? Так это его дочь?
— Да. Вы ее знаете?
— Как-то встретились. Откуда вы ее знаете?
— Мы познакомились на одном приеме. Она утверждает, что ее мать была наполовину испанкой, наполовину индеанкой. Паола красивая женщина, вы не находите? Я люблю испанский тип красоты.
Она опустила плечи и стала потирать руки, словно греясь от тепла Паолы.
Я вернулся в Санта-Тересу и нанес визит в морг, помещавшийся в больничном подвале. Дружелюбно настроенный ко мне помощник коронера, молодой человек по имени Генри Пурвис, сообщил, что Джейкоб Уитмор утонул во время купания. Выдвинув большой ящик, он показал мне синеватый труп с большой курчавой головой и съежившимся членом. Когда я выходил из холодного зала, меня охватил озноб.
XI
Помощник коронера Пурвис вышел в вестибюль следом за мной, словно ему надоело одиночество; тяжелая металлическая дверь бесшумно закрылась за нами.
— У полиции имеются какие-нибудь сомнения относительно обстоятельств смерти Уитмора? — спросил я у него.
— Пожалуй, нет. Он был староват для того, чтобы плавать в прибрежных водах возле Сикамор Пойнт. Коронер считает это несчастным случаем. Он не велел даже произвести вскрытие.
— Думаю, ты должен потребовать этого, Генри.
— Но почему?
— Уитмора связывали с Граймсом какие-то дела. Думаю, не случайно они оба оказались здесь. Вы ведь произведете вскрытие тела Граймса?
Пурвис утвердительно кивнул:
— Оно должно состояться завтра утром. Но я уже провел предварительное расследование и могу сообщить предполагаемую причину смерти. Он был изувечен каким-то тяжелым предметом, скорее всего, монтировкой.
— Орудие убийства не обнаружено?
— Насколько мне известно, нет. Нужно спросить об этом в полиции. Орудия преступления — это их дело. — Он пристально взглянул на меня: — Ты знал Граймса?
— Вообще-то нет. Просто мне было известно, что он торгует картинами.
— Он не был наркоманом? — неожиданно спросил Пурвис.
— Я знал его не настолько, чтобы располагать такими сведениями. Какой вид наркотиков вы имеете в виду?
— Героин. У него обнаружены старые следы от уколов на руках и бедрах. Я спрашивал об этом у той женщины, но она словно набрала в рот воды. Хотя вела себя настолько истерично, что я даже заподозрил в ней самой наркоманку. Здесь их видимо-невидимо.
— О какой женщине ты говоришь?
— Такой темноволосой — испанский тип красоты. Когда я показал ей тело для опознания, она чуть не свихнулась. Я проводил ее в часовню и попытался вызвать какого-нибудь священника, но в такое время мне не удалось никого найти… была середина ночи. Я позвонил в полицию. Они собираются допросить ее.
Я спросил у него, где находится эта часовня. Она оказалась небольшим узким залом на втором этаже; о ее назначении говорил лишь маленький витраж. В зале стояли пюпитр и восемь или десять мягких стульев. Паола сидела на полу, повесив голову, обхватив колени руками; темные волосы почти полностью закрывали ее лицо. Она икала. Когда я к ней приблизился, она заслонила голову согнутой в локте рукой, как будто я намеревался ее убить.