Голубой Ютон
Шрифт:
– Мы все равно не успеем столько плотин построить, в них же нужно какие-то шлюзы делать чтобы воду равномерно выпускать. Да и вообще, мне кажется, что такую электростанцию строить, которая будет работать день через десять – идиотизм.
– Просто на Нижней речке высокую плотину не поставить, зато от нее сюда можно канал прорыть и здесь сразу будет полтора кубометра в секунду. Правда канал получится двухкилометровый, но и это не к спеху. Печке Светиной пока нужно только десять киловатт на воздуходувку… двенадцать, если с воздухогрейкой считать. А мне Михалыч рассказал как поворотно-лопастную турбину делать, с ней можно с тридцатикиловаттного генератора до десяти киловатт мощность электростанции снимать, так что пока и одной плотины хватит. Но ты права, все равно
Людей сильно не хватало, несмотря на то, что по приказу Лизы уже больше сотни мужиков приехало работать из Унды, да еще полсотни было набрано в Вырке: за хорошие ножи и топоры желающих поработать нашлось немало. Все взрослое население Упки до осени добывало гипс, а учительницы – им все больше приходилось заниматься работами, на которые поставить местных просто невозможно.
Впрочем, одно из самых важных дел – прокорм местного населения «по санитарным нормам» – было переложено на плечи самого этого населения. Причем и никаких особых сверхусилий не потребовалось. Просто еще осенью во время сбора урожая Лера вслух поинтересовалась:
– Вот интересно, почему народ сажает репу, лук…
– Жрать хотят, вот и сажают, – с усмешкой ответила ей Люда.
– Я не про это. Что репа, да и лук сейчас мелкие, мне понятно: нужные селекционеры еще не созрели. Просто ухода за той же репой довольно много, а, скажем, за тыквой он почти и не нужен! Почему они тыквой пренебрегают?
– Не очень-то и пренебрегают, в Вете несколько гектаров леса срочно вырубили под тыквенные поля.
– А все остальные почему?
– Специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя, – процитировала Люда. – Наши русские народные тыквы, как, кстати, и кабачки с патиссонами, которые всего лишь такие сорта тех же тыкв, родом из Мексики. Причем мексиканские индейцы выращивали их ради цветов, которые и ели. А вот эти разноцветные здоровенные тыквы – как раз детище созревших, причем веке так в семнадцатом-девятнадцатом, селекционеров.
– Интересно другое, – подключилась к разговору Лиза, – если гектара с тыквой нам хватит на прокорм человек пятисот в течение года, то какого хрена…
– Не ври, не может солдат съедать два мешка брюквы в день! – процитировала Люда старинный анекдот. – Не пятисот, а максимум двухсот, просто потому что в тыкве половина – это кожа да кости. Хотя, конечно, семечки тоже можно за еду считать, но… все равно. Главное же заключается в том, что на одно месте тыкву можно сажать не чаще, чем раз в пять лет – иначе есть её будут не люди, а вредители. И даже если вредителями пренебречь, тыква за два года почву высосет целиком. Чтобы почва оставалась почвой, на земле нужно и горох сеять, и рожь с пшеницей, и… по-хорошему, нужен семипольный севооборот. То есть минимум четыре-пять других культур на поле, кроме тыквы, вырастет. Ну не выкидывать же их! А без севооборота нам никак: то же пшено на свежевырубленном поле может и десяток тонн с гектара дать, а в пересчете на калории это побольше тыквы урожай получится. Но через пару лет то же поле хорошо если двадцать центнеров даст… Вдобавок, лично я тыкву не очень люблю.
– Все её не любят, но когда жрать нечего…
– Кстати, а давай всем соседям тыквенных семечек отсыплем. Они их посадят, причем мы подробно расскажем как, урожай соберут. Будут сытые и довольные…
– Не жалко, пусть будут. Правда гастарбайтеров нам будет сложнее нанимать…
– Два года будут сытые и довольные. А потом всей толпой прибегут к нам узнавать, почему им снова так голодно. Вот тут-то мы проблему с гастарбайтерами навсегда и закроем!
– Ох и коварная ты богиня, Людмила!
– Не коварная, а предусмотрительная. У нас на колхозной ниве с каждым днем все больше работать некому…
После того, как Алёна начала выпуск антибиотиков, фармакопеей были вынуждены заниматься уже восемь человек. Просто потому, что работа, хотя и была физически нетяжелой, требовала внимания и, что было куда как более важным, способности читать и понимать длинные и очень подробные инструкции – не говоря уже о том, что требовалось уметь и время отсчитывать, и за температурой следить.
Кстати, первым антибиотиком стал вовсе не пенициллин: хотя Алёна и обнаружила несколько пенициллиновых грибков (даже в сыре старом обнаружила, еще в первые дни после переноса), ни один из них для получения антибиотика не годился (хотя Алёна поначалу и думала иначе). А вот в земле, в лесу нашелся совсем другой «гриб» – и на свет появился «самый настоящий эритромицин».
На самом деле и эритромицин не был первым полученным Алёной антибиотиком, еще раньше она синтезировала левомицетин (или, скорее синтомицин – но в чем разница, кроме нее так никто и не понял). Однако его она сделала из стирола, который Вера Сергеевна как-то добыла, разполимеризовав упаковку полистироловых стаканчиков. Избытка стаканчиков не было, так что сделав грамм пятьдесят синтомицина Алёна с этим препаратом временно закончила – а эритромицин делался «из кукурузного крахмала», и здесь ограничений по сырью вроде бы не было. Однако, в отличие от производства синтомицина, где Алёна между разными стадиями процесса могла прерываться на довольно долгое время и затем продолжать работу, с эритромицином работа была непрерывной, и люди были вынуждены круглосуточно следить за процессами и регулировать температуру, влажность, выполнять множество прочих работ, требующих постоянного внимания – и восемь человек полностью самоисключились от работ физических.
Еще шесть женщин «с образованием» трудились под руководством Веры Сергеевны. Химия – это ведь не только ядохимикаты какие-нибудь (хотя фосфид алюминия – штука совершенно необходимая в быту), но и обычное мыло. А оно – тоже штука в общем-то почти незаменимая. Да и возможность получения ниток изо льна или конопли не через полгода или даже через пару лет, а через неделю-другую тоже многого стоила. Но больше всего, по всеобщему мнению, «стоило» обучение школьников. Да, половина, если не больше, просто в силу возраста хорошо если программу начальной школы освоят, но те, кто приступил к обучению лет в шесть-восемь, и «десятилетку» скорее всего пройдут – а там и высшее образование не за горами. Тоже не для всех, однако Ксения просто мечтала хотя бы о «выпускниках с семью классами», которых потом можно обучить работать на станках. Но пока мечты так и оставались мечтами.
Хотя потихоньку и «проблема кадров» решалась, только очень уж медленно. Люди ведь от природы разные, некоторые из них обучаются всему новому довольно быстро. Ну, не совсем уж «всему», однако – чаще всего из природного любопытства – старательно и весьма успешно перенимают какой-то опыт. Марина и Даша, занимавшиеся «по необходимости» парикмахерским искусством, сумели обучить сразу пятерых местных девочек – причем одной и любая учительница без тени сомнений подставляла голову, а остальные четыре… наверняка и у них скоро будет получаться хорошо.
Ярославна, ссылаясь на какое-то одной ей известное исследование, утверждала, что быстро обучить чему-то новому можно около пяти процентов людей. Правда «натурный эксперимент» эти цифры не подтверждал, из примерно трех сотен работавших на учительниц взрослых мужиков «чему-то принципиально новому» обучить удалось, причем с большим трудом, только шестерых, да и то уровень их нынешней квалификации Лиза охарактеризовала как «не страшно отойти чаю попить, за это время все испортить они не успеют просто». Чуть лучше было с «подрастающим поколением»: у Ксении уже человек десять детишек в возрасте от десяти до двенадцати могли что-то простенькое и на станке выточить, у Вовы сразу трое каменщиков совершенно самостоятельно выкладывали арочный проем. Больше всего с кадрами повезло Маркусу: из двух десятков человек, которые работали у него на «верфи», выгнать за криворукость пришлось всего двоих. Но тут и ситуация изначально была иной: местный народ с деревом работать вообще-то умел, новый инструмент освоил легко (если считать стальной топор принципиально «новым инструментом» по сравнению даже с каменным). Поэтому – когда Вовка слегка позавидовал «педагогическим талантам» юноши – Маркус высказался однозначно: