Голубя тебе на грудь
Шрифт:
– Дело принципа, - гостья решительно скрестила на груди руки.
– В моей деревне всегда говорили, что они черные, как сажа, чтоб их в темноте не видно было.
– Зеленого тоже не больно-то впотьмах разглядишь, - обижено буркнула хозяйка.
– Кстати, вот тебе доказательство, что их не существует. Люди даже не могут прийти к однозначному выводу, что они собой представляют. Каждый придумывает, что хочет, - Риелей с вызовом уставилась на собеседницу, ожидая, что та на это скажет.
– Это потому, что все, кто их видел, исчезают без следа!
– торжественно проговорила Када, делая страшные
– А откуда тогда вообще эти слухи взялись, раз свидетелей нет?
– триумфально возвестила девушка, ожидавшая такого ответа.
Воцарившееся молчание нарушал лишь размеренный яблочный хруст.
Хозяйка несколько секунд обдумывала контраргумент, потом сообразила, что это сейчас не главное, и вернулась к изначальной теме.
– Возьмите меня с собой!
Риелей сообразила, что упустила шикарную возможность сбежать, пока собеседница пребывала в растерянности, и раздраженно поморщилась.
– Давианой заклинаю!
– Када таки бухнулась гостье в ноги, цепляясь за ее юбку и не пуская к выходу.
– Она сама привела вас к моему дому! То знамение было, что у моего забора вы отдохнуть присели! Видать намек то мне. Словно говорит мне Владычица: "Встань, Када, Лута дочь, и борись за счастье свое! Не жди ты чуда, а сама за ним поезжай! В Табид! К возлюбленному единственному! Другого шанса уж не выпадет его повидать!"
Риелей паниковала и пыталась высвободиться, бросая на спутника исполненные отчаянной мольбы о помощи взгляды. Тот же демонстрировал поразительное непонимание невербальных знаков общения и не думал вмешиваться. Потянулся за третьим яблоком.
– Мы в Табид еще нескоро поедем, - выкручивалась девушка, беспомощно пятясь от распростертой перед ней крестьянки.
– Сначала в Чел направляемся. Оттуда в Фаррин... Боюсь, к концерту-то и не успеем до места добраться. Кучу денег опять же на проезд угрохать придется: эти караванщики дерут, как оборзелые.
– У меня телега есть, - сообщила вдруг Када немного неуверенно.
– И лошадка тоже. Вернее, не у меня, а у батьки с мамкой, но они сейчас в поле, потому можно взять, пока их нету.
Риелей, как раз собиравшаяся сказать что-то еще, замерла с открытым ртом, осмысливая новую информацию. Медленно его закрыла и посмотрела на девушку новыми глазами. Улыбнулась. Кеане прекратил жевать, глянул на спутницу мутным, не ясно, что выражающим, взглядом и многозначительно покачал головой. Свое мнение, впрочем, предпочел не озвучивать.
– Прости, батька, дочку свою непутевую, - говорила Када уже через полчаса, кланяясь родному дому.
– Уезжает она счастье свое искать. И ты меня, мамка, прости.
– Беспринципная, расчетливая, продажная, - занудно перечислял Кеане, сидя на телеге и ожидая, когда новая знакомая закончит свой прощальный монолог и они тронутся в путь.
– Не брезгующая сломать жизнь наивной дурочке ради собственного удобства, женщина. Я ничего не забыл?
Небрежно швырнул огрызок на дорогу.
– Между прочим, во мне есть куча и положительных качеств, - промямлила Риелей, неловко поелозив на своем месте.
Она сама чувствовала себя несколько не в своей тарелке из-за происходящего, и безуспешно пыталась успокоить зудящую совесть мыслью, что семья Кады как-нибудь переживет внезапное исчезновение дочки, лошади и телеги. Записку родителям девушка оставила, так что, по крайней мере, те будут в курсе, куда именно всё это делось.
– Назови хотя бы парочку, - Кеане махнул на прощание сидящему на крылечке коту.
– Ну... эээ... я, к примеру...
– Риелей задумалась.
Поняв, что ничего бесспорно хорошего о себе вспомнить не может, впала в депрессию.
– Иногда реально себя оцениваешь, - подсказал мужчина, убеждаясь, что ответа от собеседницы не дождется.
– Это тоже неплохо.
4.
Лучи утреннего солнца, пронизывая низкие облака, лениво ползли по крышам Обхарнайта, столицы Кендрии. Отражались от золоченых шаров, венчавших шпили святилищ Давианы, скользили по стеклам домов, игрались с флюгером здания гильдии бардов. Плоская фигурка человечка с лирой в руках с негромким скрипом, следуя за ветром, крутилась на бронзовой стрелке. Позеленевшая от времени и сырости, обсиженная столичными птичками, она уже лет сто как венчала остроконечную башенку и была первым, что приходило в голову жителям Обхарнайта, когда они слышали слово "песня". Через два квартала отсюда располагался непримечательный дом - по крайней мере, он ничем не выделялся среди прочих зданий, стоявших на одной из главных улиц города. Богатая лепнина, кариатиды, поддерживающие головами балконы с кудрявыми коваными решетками, мраморные лестницы и пара суровых швейцар у входа. Прежде здесь располагался то ли институт благородных девиц, то ли публичный дом - что-то явно связанное с девушками, потом несколько десятилетий подряд строение передавалось из рук в руки, меняя обитателей и вывески, последние же лет тридцать-сорок парадную дверь здания украшала скромная бронзовая табличка. На ней было выбито единственное слово, "Мирла". Не раз праздно шатающиеся прохожие раздумывали, стоя у крыльца, что могло скрываться за этим названием. Придя к какой-нибудь догадке, они шли дальше, обычно быстро отвлекались на что-то еще и выбрасывали непонятное слово из головы. Большинство же горожан и гостей столицы проходили мимо здания, особо не глядя по сторонам, считая, что они и так слишком заняты и не обязаны рассеивать своё драгоценное внимание на всякую ерунду.
Лаес Даген, всю жизнь принадлежавший ко второй группе людей, взбежал по ступеням крыльца, мимоходом кивнул швейцарам и повернул дверную ручку. Прошло несколько дней с тех пор, как он узнал о "Мирле".
Пирс Блэйз уже был на месте. Сидел за столом и равнодушно проглядывал какой-то документ.
– Курьер принес донесение от Тависа, - сообщил он вместо приветствия.
– Кто такой Тавис?
– мужчина аккуратно положил свой кожаный портфель на угол столешницы и присел на краешек кресла, обычно занятого старшим коллегой.
– Один наш служащий, - отозвался Пирс Блэйз, складывая письмо и заталкивая его обратно в конверт.
– Сейчас расследует происшествие, связанное с окиммой графа Обриана.
– Один?
– Нет, - старик встал и жестом велел Лаесу освободить его любимое кресло и пересесть за стол.
– С ним напарник. Из числа... оружейников.
– Кстати, я давно хотел спросить, - оживился мужчина, послушно меняясь с наставником местами.
– Как делаются окиммы?