Голубые глаза, черные волосы

Дюрас Маргерит

В ее глазах одновременно — грусть и улыбка, слезы летнего вечера. Она ничего не спрашивает. Он говорит:

— Я не могу прикоснуться к вашему телу. Я не могу вам сказать ничего другого, я не могу этого сделать, это сильнее меня, моей воли.

Она говорит, что знала об этом, как только увидела его в кафе на берегу моря.

Она говорит, что хочет того человека с голубыми глазами, о котором она говорила ему в кафе, она полностью охвачена желанием его одного, но это неважно.

Он

говорит, что все равно как, но он хочет попробовать прикоснуться к ней, может быть, не глядя на нее, потому что смотреть для этого вовсе не обязательно. Он пробует это сделать, вслепую касается руками ее тела, трогает ее груди, бедра, их свежую обнаженную кожу, и толкает все это грубым движением в порыве, ударив наотмашь, переворачивая, кидая на пол. Он останавливается, удивленный собственной грубостью. Отдергивает руки. Он больше не двигается. Он говорит: это невозможно.

Она остается, тоже не двигаясь, так, как упала, на полу. Когда она поднимается, он все еще неподвижно стоит над ней. Он не плачет. Он ничего не понимает. Они смотрят друг на друга.

Она спрашивает:

— Это с вами никогда не случалось?

— Никогда.

Она не спрашивает, знает ли он, откуда появилась в его жизни эта преграда.

— Никогда с женщиной, вы хотите сказать.

— Да. Никогда.

Голос ее очень нежен. Она повторяет, улыбаясь:

— Вы никогда не желали меня.

— Никогда. Кроме того случая, — он колеблется, — в кафе, когда вы говорили о человеке, которого любили, о его глазах, в то время, когда вы говорили об этом, я хотел вас.

Она накрывает лицо черным платком. Она дрожит. Он говорит, что просит прощения.

Она говорит, что ничего страшного. Это слово теперь уже не имеет никакого значения. Она говорит, что любовь может прийти и так, в то время, когда слушаешь, как говорят о ком-то, какие у него глаза. Она спрашивает:

— И никогда по-другому? Не было ни секунды, когда вы могли бы усомниться в этом?

— Нет, никогда.

— Как можно быть уверенным в этом до такой степени?

— А почему нужно до такой степени хотеть, чтобы я был в этом не уверен?

Она смотрит на него, как смотрела бы на его изображение в его отсутствие. Она говорит:

— Потому что по-другому невозможно.

Она все еще пристально смотрит на него. Она говорит:

— Это невозможно понять.

Она спрашивает его, почему он стремится к чему-то другому, если уверен, что останется таким до самой смерти. Он не знает. Он пытается это понять.

— Может быть, для того, чтобы была какая-нибудь история. Без истории тоже ведь никак нельзя.

— Это правда. Но об этом всегда забываешь. Никак нельзя без какой-нибудь истории, когда пишешь, например, другую историю. Разница между ними и составляет содержание книги.

Проходит много времени, прежде чем она вновь заговаривает. В эти минуты она находится где-то далеко, одна. Без него, он это знает. Она повторяет:

— Так вы никогда не хотели женщину.

— Никогда. Но я иногда понимаю, что можно испытывать такого рода желание, — он улыбается, — что можно ошибаться.

Они оба испытывают волнение. Она, вероятно, точно не знает, что это за волнение, то ли это возвращается страх и на сей раз он сильнее ее, то ли она сама чего-то ждет, даже не догадываясь о том. Она оглядывает комнату, она говорит:

— Забавно, как будто я оказалась неведомо где. Как будто я всегда ждала этого.

Он спрашивает, почему она согласилась прийти к нему. Она говорит, что любая женщина согласилась бы, не зная почему, на этот чистый и безнадежный союз. Что и она, как любая женщина, не знает почему. Она спрашивает: понимает ли он что-нибудь?

Он говорит, что никогда не мечтал о женщине, что никогда не думал о женщине как о ком-то, кого можно было бы любить.

Она говорит:

— Это ужасно. Никогда бы не поверила до встречи с вами.

Он спрашивает: так это ужасно, как не верить в Бога?

Она думает, что да. Страшно, если человек сосредоточен только на себе. Но, должно быть, именно в этом состоянии и чувствуешь себя лучше всего, так гораздо проще переживать отчаяние, с мужчинами, у которых не будет детей, с мужчинами, пренебрегающими своим отчаянием.

Он спрашивает, хочет ли она уйти. Она улыбается ему, она говорит, что нет, лекции в университете еще не начались, и у нее есть время, чтобы оставаться здесь. Благодарю вас, говорит она, но нет. И потом деньги, они мне не безразличны.

Она подходит, берет простыни и уносит их в темную часть комнаты. Она заворачивается в них и ложится стены, на полу. По-прежнему изнемогающая от усталости.

Он внимательно смотрит, как она делает ту же ошибку. Он не мешает ей. И лишь потом, позже, когда она уже уснула, он говорит ей об этом.

Он подходит к ней, разворачивает простыни, чувствуя в них тепло ее спящего тела. Только тогда он говорит ей, что нужно перейти в освещенную часть комнаты. Быть может, думает она, именно этого он хочет, чтобы она вначале ошиблась. Чтобы затем можно было ей напомнить, что она должна делать.

Она просыпается. Она смотрит на него. Она спрашивает: кто вы? Он говорит: вспомните.

Она вспоминает. Она говорит: вы тот, кто умирал в кафе на берегу моря. Он вновь говорит ей, что она должна перейти в освещенную часть комнаты, что таков их договор. Она растеряна. Она думала, что так для него было бы лучше — знать, что она здесь, но не видеть ее. Он не отвечает. Она идет в освещенную часть комнаты.