Голубые капитаны
Шрифт:
В долю секунды птицы выросли до настоящих размеров. Словно притормаживая, ведущий орлан опустил хвост и, выставив сухие лапы, грудью пошел на переднее стекло кабины. Два других сыпанули в стороны.
Уходя от столкновения, Воеводин крутнул штурвал вправо и от себя. Тяжелая машина колыхнулась, опустила нос. Распахнутое тело большого орлана закрыло небо. Он мазнул крылом по остеклению и исчез за хвостом.
— Чуть не врезал! Попал в струю, закувыркался! — сообщил из кабины радиста бортмеханик.
И все-таки, почувствовав легкий удар по самолету, Воеводин понял:
Сначала стрелка тахометра отметила падение оборотов. Потом громко забубнила турбина, словно не могла что-то прожевать. И наконец, глухо взвыв, она выбросила клуб серого дыма.
Воеводин вырубил зажигание неисправного двигателя. Самолет дернулся влево, но, сбалансированный пилотом, вернулся на прежний курс. От бокового толчка ребята проснулись. Чаймбол залез к ним в трубу, и они устроили на чехлах веселую возню. Медсестра достала из кармашка круглое зеркало, прихорашивалась.
— Последи за аварийным, — попросил командир бортмеханика.
— За ним тянется струйка дыма.
— Что думаешь?
— Полетели лопатки. Боюсь за топливную систему.
— Порежут?
— Размолотят трубопроводы. Осколки летят быстрее пули!
В утробе двигателя есть термодатчики. При росте температуры выше допустимой они тревожно сигналят — на приборной доске загорается красное табло «пожар».
Табло уже окрасилось бордовым цветом.
— Тушу газом! — Воеводин сорвал предохранительный колпачок с кнопки тушения пожара и нажал ее. Из противопожарных баллонов в нутро турбины хлынул нейтральный газ.
— Струя дыма увеличивается. Вижу желтые проблески, товарищ командир!
— Даю эмульсию!
— Турбина прососала белые хлопья… И опять огонь!
Воеводин сообщил о происшествии руководителю перелета.
— Подключите на тушение все группы баллонов! — последовало с КДП [18] .
— Сделал, но, видимо, поздно. В дыме языки пламени.
— Приземлиться можете?
— Внизу горы. Ищу площадку.
— Не рискуйте, командир, — передала земля. — Для вашей громадины там места нет. Не сможете потушить, приказываю покинуть самолет! Как поняли? Приказываю оставить машину! Повторите, как поняли?
18
КДП — командно-диспетчерский пункт.
— Понятно.
— Дайте полную квитанцию!
«Для записи на магнитофон!» — усмехнулся Воеводин и повторил:
— Вас понял. Если не задавим огонь, выпрыгнем.
Время, шедшее для Воеводина в последние сутки так медленно, еще больше съежилось. Нелепый случай будто вбил в его мозг огромный будильник, и тот отсчитывал секунды и звонил: быстрее, решай быстрее, решай!
Но Воеводин вроде бы застыл. Знал: быстро и поспешно — неодинаковые понятия. Превозмогая себя, внимательно осматривал платообразные вершины гор, искал долину. Подумывал вернуться к Большому Енисею и сесть на его воды. Нужно сесть! На медсестру, ребят и экипаж всего три парашюта. Да и можно ли детей выбросить в необжитые горы?!
Говорят, в такие опасные моменты перед человеком, как ускоренная кинолента, пролетает вся его жизнь. У летчиков так бывает редко. Не хватает времени. Не хватает времени даже на страх. И все-таки рабочие мысли Ивана Воеводина все это время имели накладку:
«Возвращаюсь через три дня целую твой Иван».
Самолет вернулся к реке Большой Енисей. Проложил над его водами широкий дымный след. Под дымом жесткие береговые укосы, извилины каменного русла. Без грома не сядешь.
— Иван Иванович! Поторопитесь! Крыло прогорит, отвалится. Заклепки уже плачут! — подал тревожный голос штурман.
Самолет полез в небо. Теперь Воеводин искал не место посадки, а поселок, стойбище, хотя бы хибарку горца, чтобы выбросить людей к людям. Его взгляд то и дело возвращался к аварийному люку в полу. Он думал, механически управляя машиной, не обращая внимания на факел за раскаленным соплом турбины. И окончательное решение созрело в тот момент, когда на берегу реки увидел поселок. Совсем маленький, всего шесть-восемь домов.
Позвал борттехника. Тот через трубу, осторожно потеснив детей, пролез в кабину летчиков и склонился к голове командира. Воеводин разговаривал с медсестрой. Она отвечала быстро, отрывисто. Он же говорил длинно, слова его были медленными, холодными, как показалось борттехнику. Техник плохо понимал монгольский язык и следил только за выражением лица девушки. Она отвечала бесстрастно, запахнув глаза напряженными желтыми веками. Дернула головой — кивнула.
Воеводин перешел на русский:
— Смелая женщина. Привяжи к ее груди одного мальчика. Они свободно пройдут в люк. Под блоком радиостанции бечева. Закрепи на вытяжном кольце парашюта. Другой конец за кресло. И… — Воеводин махнул рукой.
— Понятно, командир!
Когда откинули крышку люка, в самолете загудело, из всех щелей выдуло и закружило по кабине пыль. И тут же вытянуло в люк, будто насосом. Где-то в щель петли воздух проходил с большей скоростью и визжал. Воеводин опустил плексигласовое забрало шлема, чтоб не слышать противного звука.
Самолет, накренясь и теряя скорость, описывал круг над поселком. В небе замыкалось дымное кольцо.
— Можно?
— Подожди, убавлю скоростенку до минимума, а то их струей поуродует.
— Можно?
— Теперь пошел!
В люке скрылись головы девушки и мальчика. Воеводин поднял забрало шлема.
— Штурмана так же! Только без веревочки, кольцо выдернет сам.
— Прощай, Иван! — сказал штурман, прижимая к себе ребенка.
Два красных купола, раскачиваясь, опускались за поселком. Их несло ветром на другую сторону реки. Но уже маленькие точки передвигались по земле к лодкам, казавшимся черточками с высоты.