Голыми глазами (сборник)
Шрифт:
И повсюду – с репродукций старых картин, с грубых нефритовых печаток, с афиш и из алтарей, где он сидит двухметровой раскрашенной куклой, – глядит сам Конфуций с лицом доброго людоеда.
Оставив за спиной россыпь кумирен под рыжими фаянсовыми крышами и гостиницы в бамбуке, миновав остатки городских укреплений с серой пирамидой башни, у неприступного подножия которой желтела разложенная на просушку кукуруза, мы тронулись в обратный путь.
Потянулась череда полей, с которых уже убрали здешний «благоухающий»
Кирпичные курятники разбогатевших деревушек.
Поросшие рваной зеленой овчиной холмы, на которых то тут, то там заметишь божественный островерхий силуэт беседки или нацеленный в небо суставчатый палец пагоды.
Нас еще ждал поворот к упрятанному в горах монастырю Тысячи Пыльных Будд – многометровые каменные ступки и пестики буддийского кладбища и сам храм, весь опоясанный изнутри скамьями, полками и полочками, точно вывернутая наизнанку большая этажерка. На них тесными рядами сидят в пыли, спорят, размышляют, сердятся, а самые мелкие и многочисленные просто взирают золочеными личиками, сотни разнокалиберных воплощений Просветленного и его сподвижники.
Особый интерес представляет нижний ярус, где на скамейках расселись изваяния здешних монахов, лежащих ныне под каменными ступками. Фигуры в человеческий рост раскрашены и весьма красноречиво передают характеры своих прототипов, отговоривших, отпивших и отсозерцавших еще в династию Сун. Они очень выразительны и в чем-то схожи с европейской деревянной скульптурой того же времени. Только сделаны из глины и гораздо искусней, ибо снабжены, как сообщила гид, шелковыми сердцами, легкими, печенью и прочими необходимыми для загробного существования внутренностями.
…И дальше по шоссе.
С залитых косым солнцем полей возвращаются крестьяне с охапками сухих кукурузных стеблей за спиной.
За велосипедом бежит, перебирая ногами, привязанная к багажнику лошадка.
Автобус трубит.
В попадающихся деревнях закипают на улице котлы.
Торчат стоящие под отделкой двухэтажные здания будущих магазинов, заготовительных контор и отделений автомобильной компании.
Щиты с рекламой промышленных насосов загораживают кусочки неба.
Навстречу, из золотой закатной жижи с увязшими в ней пирамидальными тополями, парни в плоских соломенных конусах на головах катят с вечерних работ порожние тачки какой-то сложной конструкции, похожие на тяжелые деревянные велосипеды.
На четвертый день путешествия мы въехали в провинциальную столицу Цзинань, вот уже 2600 лет удобно стоящую на перекрестке сухопутных, с севера на юг, и водных, по Хуанхэ, путей.
В свое время город побыл под колонизацией, оставившей в его облике заметный немецкий акцент. Вокзал с башенкой, уцелевшая кирха, островерхие дома с высокими трубами – закрыв один глаз, можешь полюбоваться Германией начала века. В эти милые декорации уместно вписываются новопостроенные билдинги, блистающие затемненным стеклом.
Еще побывавший тут Марко Поло
Нынче на дрожжах береговой свободной зоны экономика опять вспухает. Оснащенные японцами и американцами заводы, новехонькие торговые улицы, отели, вознесенная над деловым центром реклама «Фольксвагена». Даже иные окрестные деревушки, вовлеченные в орбиту, чудовищно разбогатели и обзавелись многоэтажными стеклянными раковинами международных торговых центров с миллиардным оборотом…
Ты спросишь, откуда деньги.
Очень простой секрет: они все без остатка в деле, а на руки перепадает юаней по сто в месяц.
Когда из высокой зеркальной витрины туристического автобуса заглядываешь в мутные окна жилых домов, берет оторопь. Слабая лампочка под потолком, тусклые голые стены, уют вокзального сортира. Вся мебель состоит из вбитых на уровне плеч гвоздей для одежи и каких-то ящиков, загромождающих подоконник. Пола не видно, но вряд ли там ковры.
Это – в новых домах. А еще мышеловки узких, пропахших варевом улочек сплошь из серых слепых бараков, набитых стиркой, ржавыми велосипедами и людьми.
Китайцы уверяют, что идут по пути «коллективного обогащения».
Склоняюсь к мысли, что это не словесная уловка и вполне в духе местных традиций.
Дело тут не в режиме. Человек в этих местах никогда и не ощущал себя космосом, но только малой частицей более серьезного организма – семьи, войска, империи. И так не в одном Китае.
Возьми соседей из богатой Японии: они дышат в спину американцам! Но лишь все вместе, а не поодиночке.
Что имеет единичный японец кроме миниатюрной квартиры, набитой дешевой электроникой, и ежегодного четырехдневного отпуска? Пожизненную службу в компании.
Сравни его с веселым американцем. Его домом. Его большой машиной. Его отношением к жизни и работе. И удовлетворенной любовью к себе, бейсболу и путешествиям.
По таким меркам японцы бедней и европейцев.
Но тут вопрос ценностей. Возможно, они способны непосредственно осязать общее богатство, как мы – личное. Во всяком случае, надо признать, что они – другие, и не всегда страдают от этого.
То же и китайцы.
Из своих тоскливых домов они при всяком удобном случае выходят на улицу. Именно туда проливаются и первые капли отпущенных материальных благ.
На месте прежних оборонительных рвов расплылась цепочка прудов и парков для гулянья.
Павильоны в асимметричных свисающих садах, зеленоватая вода взятых в мрамор источников, по поверхности которой плывут легкие алюминиевые монетки, пущенные на счастье. Причудливые камни, похожие на иероглифы.
Одетые в лучшее и единственное толпы шляются, глазеют, тянут за руку детей, сосут засахаренные фрукты на палочках, перекликаются и пьют коку из ярких, как елочные игрушки, банок.
Прогуливался в этих местах и Ду Фу двенадцать веков назад. Где-то поблизости большое озеро, на котором он жил в крытой камышом лодке, утешаясь вином.