Гомер
Шрифт:
прелестного, обворожительного образа мальчишки-бога, представляющего собою, можно
сказать, самое идею комизма и юмора, данную в адекватном воплощении.
Боги вообще улыбаются и смеются в Гимнах не раз. Вот страждущая Деметра,
которая не может найти своей дочери (V, 198-204).
Долго без звука на стуле сидела, печалуясь сердцем,
И никого не старалась порадовать словом иль делом,
Но без улыбки
Мучаясь тяжкой тоскою по дочери с поясом низким.
Бойким тогда балагурством и острыми шутками стала
Многоразумная Ямба богиню смешить пречестную:
Тут улыбнулась она, засмеялась и стала веселой.
Вот Аидоней, «владыка умерших», который на слова Гермеса, требовавшего
освобождения Персефоны (357), «улыбнулся бровями». Вот Дионис, который при
разбойниках на корабле «восседал и улыбался темно-синими глазами» (VII, 15). Вот
Афродита (X, 2 сл.): «Не сходит улыбка с милого лика ее». Афродита, впрочем, всегда
«улыбколюбивая» (philommeides), и это мы встречаем не раз. С такой улыбкой она (Ил.,
III, 424) сводит Париса и Елену и вообще (IV, 10) следит за Парисом, беседует (V, 375) с
своей матерью о полученной от Диомеда ране, исполняет (XIV, 211) просьбу Геры о
даровании любви (XX, 40), отправляется на сражение и (Од., III, 362) возвращается на
Кипр после любовного свидания с Аресом. Нет недостатка в подобных текстах и в
Гимнах: (IV, 17) «улыбколюбивая» Афродита не в силах зажечь Артемиду (49, 56). Она
сама влюбляется в Анхиза; она (65) несется в Трою к своему возлюбленному, и (155) этот
возлюбленный берет ее за руку. Вот смеются боги, когда им показали только что
родившегося козлоногого, рогатого, бородатого Пана (XIX, 41):
Очень душой веселился он [Гермес], глядя на милого сына.
С ним устремился родитель в жилище блаженных бессмертных,
Сына укутавши шкурой пушистою горного зайца.
Сел перед Зевсом-властителем он меж другими богами
И показал им дитя. Покатилися со смеху боги.
Больше же прочих бессмертных Вакхей-Дионис был утешен.
«Радость объяла Кронида» (XXVIII, 16), когда он увидел родившуюся из его головы
Афину в полном и роскошном вооружении.
Изображение улыбчивого эстетического бытия всех олимпийцев мы имеем также в
II, 9-28, где автор рисует нам впечатление, произведенное Аполлоном на всех богов с его
появлением на Олимпе:
Входит в палаты он Зевса, в собрание прочих бессмертных.
Тотчас
Сменными хорами песнь начинают прекрасные музы, [316]
Божьи дары воспевают бессмертные голосом чудным
И терпеливую стойкость, с какою под властью бессмертных
Люди живут, – неумелые, с разумом скудным, не в силах
Средства от смерти найти и защиты от старости грустной.
Пышноволосые девы Хариты, веселые Оры,
Зевсова дочь Афродита, Гармония, юная Геба, –
За руки взявшись, водить хоровод начинают веселый.
Не безобразная с ними танцует, не малая с виду, –
Ростом великая, видом дивящая всех Артемида,
Стрелолюбивая дева, родная сестра Аполлона.
С ними же здесь веселятся и Арес могучий, и зоркий
Аргоубийца. А Феб-Аполлон на кифаре играет,
Дивно, высоко шагая. Вокруг него блещет сиянье,
Быстрые ноги мелькают, и пышные вьются одежды.
И веселятся, душою великою радуясь много.
Фебова матерь, Лето златокудрая с Зевсом всемудрым,
Глядя на милого сына, как тешится он меж бессмертных.
9. Юмор богов и трагедия людей. Не нужно смущаться тем, что божественный
юмор для смертных часто означает самую настоящую трагедию. Это именно для
смертных так. А для самих богов смысл всего этого – только юмор. Это видно уже на
приведенном только что тексте из Гимн, II, 12-15, где бессмертные себе на утешение
воспевают, между прочим, и бедствия смертных.
Вот, например, Аполлон сзади оглушает Патрокла ударом по спине и плечам, так что
тот тут же и сваливается (Ил., XVI, 790 сл.); Афина в виде брата Гектора ободряет
последнего, обещает помощь и тем коварно ведет к гибели, а тот трогательно надеется на
мнимого брата, вспоминая его всегдашнюю помощь и любовь (XXII, 226-247); Зевс
посылает обманчивый сон Агамемнону, зовя его на бой, а на самом деле желая его
погубить (Ил. II, 1-34). Все эти многочисленные факты для людей – трагедия, а для богов –