Гончаров и кровавая драма
Шрифт:
Этот план был примитивен и прост. Заключался он в том, что однажды вечером Тамара Дмитриевна пожалует в гости к своей сестре с бутылочкой вина, сдобренного клофелином. Ничего не подозревающие супруги с благодарностью выдуют снотворное и забудутся вечным сном, потому что, когда они уснут, она откроет дверь и впустит Будулая. Вероятно, сама она процесс умерщвления смотреть не захочет, а займется более серьезным делом - поиском денег...
– Это ты уже рассказывал, - неожиданно прервал мой монолог неизвестно откуда появившийся тесть.
– Тебе бы, Костик,
– А я вас и не заметил. И давно вы подслушиваете?
– Сразу как пришел, а пришел я следом за тобой, так что я внимательно следил за течением мысли и умственной работой твоих больных мозгов. Ты бы поаккуратней с ними, штука дефицитная и нужная.
– Не скажите. Например, вы прекрасно без них обходитесь.
– Ладно, остряк, из твоего бормотания я понял, что алиби Галины Чернореченской ее подруга не подтвердила. Как ты ее прижал?
– Это не я, это она прижала меня в передней своими гиперболическими бюстами, а в общем-то все было легко и просто. Она заявила, что утром они сразу же отправились на работу, а между тем, как вы помните, Андрей русским языком нам сказал, что перед работой мать на полчаса забегала домой, чтобы принять душ и надеть синюю кофточку. Еще вопросы будут?
– Нет, - лаконично ответил тесть.
– Давай ужинать.
– Увольте. Эта Зинаида Васильевна так меня накормила, что хватит на неделю.
– Тогда иди и систематизируй все диктофонные записи, а то у нас там сам черт ногу сломит, а с едой, так и быть, я сам справлюсь, - пообещал он, однако совершенно напрасно и преждевременно.
Откушать приготовленную Милкой курицу ему помешал тревожный и долгий звонок в дверь. Пришла та, кого я меньше всего ожидал, да еще в десять часов вечера. Собственной персоной, чуть смущаясь, в дверях стояла Тамара Дмитриевна Ерошина.
– Простите меня за позднее вторжение.
– Сделав виноватое личико, она прошла в глубь передней.
– Но мы с вами договаривались, что если я вспомню что-то важное, то непременно вам сообщу. Так я вспомнила.
– Проходите в кабинет, - с интересом глядя на ее волосы, пригласил тесть.
– Я не отниму у вас много времени, - подчеркнуто робко садясь на краешек кресла, пообещала она.
– Еще раз простите.
– Прощаем, - прервал ее словоизлияния полковник.
– Ближе к делу. Что вы там такое вспомнили, чтобы на ночь глядя рассказать нам об этом?
– Да, конечно, видите ли, старшая дочь моей сестры, Маша, вела дневник, причем вела аккуратно, вот я и подумала: а что, если в нем она описала последний роковой вечер их жизни?
– Любопытно, - едва уловимо улыбнулся полковник.
– И где же этот самый дневник?
– Не знаю, скорее всего, он остался в квартире. У нее на письменном столе. Не думаю, что милиция могла проявить интерес к детским каракулям.
– Возможно, - уже откровенно ухмыльнулся Ефимов.
– Но что вы предлагаете?
– Взять этот дневник и внимательно его прочитать, - округлив глаза, поделилась она с нами своим
– Но для этого, как минимум, нужно попасть в квартиру, - пронзительно глядя ей в глаза, ответил полковник.
– У вас есть ключи?
– В том-то и дело, что нет, - огорченно призналась она.
– В милицию забрали.
– Тогда я не представляю, каким образом вы себе мыслите это осуществить. Отмычками? Извините, но мы таким сложным инструментом не владеем, а кроме того, дверь опечатана.
– Но может быть, как-то сверху, через балкон? Как, Константин Иванович?
– Извините, Тамара Дмитриевна, но и альпинисты из нас хреновые.
– И вы меня извините.
– Поджав губы, она двинулась к выходу.
– Кажется, я связалась не с теми людьми и теперь об этом очень жалею.
– Сядьте, Тамара Дмитриевна!
– грубо окрикнул ее Ефимов.
– Вы связались именно с теми людьми, только не понимаю, зачем вы это сделали?
– Что сделала?
– чуть откинув голову, с вызовом спросила она.
– Почему вы обратились к нам за помощью?
– Я надеялась, что вы мне поможете и отыщете преступника.
– Зачем, когда вы сами знаете его имя?
– Старательно раскуривая сигарету, полковник с прищуром следил за ее реакцией.
– Вы давно знаете имя преступника, а точнее сказать, преступников.
– Что вы такое говорите?
– вспыхнула она.
– Я вас не понимаю.
– Я вот тоже не понимаю, за каким чертом вы затеяли с нами игру, игру с огнем. Вам мало милиции?
– Простите, но я в самом деле не понимаю ваши намеки и недосказанности. Может быть, вы соизволите говорить яснее?
– Пожалуйста. Вы заранее обо всем договорились с Будулаем, а в этот злосчастный понедельник наконец решили осуществить свой план. Поздно вечером вы явились к Чернореченским в гости, опоили их какой-то гадостью, а когда они уснули, вы впустили своего дружка. Пока он резал вашу сестру и племянниц, вы преспокойно искали деньги и, кажется, немало в этом преуспели. Я опустил все подробности, но лишь очертил события и персонажи той ночи.
– Господи, - заревела женщина.
– Да что вы в одну дуду поете - и милиция, и вы. Ну неужели вы всерьез думаете, что я какая-то Агата Кристи? Сама совершила преступление и сама же об этом заявила? Форменная глупость. Поймите, наконец, я же баба, простая русская баба, и мне совершенно не нужны эти острые сверхощущения.
– Тогда как вы можете объяснить тот факт, что на разобранном диване, на подушке найдено несколько ваших волос?
– Не знаю, у меня уже взяли волосы на экспертизу. Но может быть, нашли не мои волосы, и не исключено, что Римма постелила тому человеку постель, на которой я у них сплю. Я ничего не могу понять, это какая-то череда заколдованных нелепостей.
– Ваши интимные отношения с Анатолием Ивановичем вы тоже считаете нелепостью?
– галантно осведомился полковник.
– Что-о-о?
– гортанно спросила она, и я заметил, как сквозь дорогой макияж на ее лбу отчетливо выступают алые пятна.