Гончаров и кровавый бизнес
Шрифт:
– А у нас, Костя, ЧП, - справедливо разливая водку, сообщил он новость, - Серега вчера пропал.
– Куда пропал?
– сделав совершенно дурацкую рожу, невинно спросил я.
– Если бы знать, я уже все обегал. И дома у него был, и у бабы. Как сквозь землю провалился. Кэп на меня бухтит. Ты, говорит, с ним пьешь, ты его и разыскивай, нам сегодня к обеду выходить! А где я его разыщу? Он вчера как с ума сошел. Когда ты ноги сделал, мы с ним минут пятнадцать покурили и вернулись в "Паруса", там еще махнули по сто, и Серега поплыл. Кэп знает, что мы выпиваем, ничего, терпит, когда в пределах
– Может, утонул?
– наивно высказал я свое очередное нелепое предположение.
– Ага, шел на катер, соскользнул с трапа и хана.
– Типун тебе на язык. Слава богу, такого не может быть. Какой бы он ни был пьяный, он по причальному концу пройдет, а ты говоришь... Ну давай, чтобы с Серегой все было нормально!
– Выпив, он крякнул и, вытащив из-под полки сухой колбасы, разломал ее на две части.
– Закусывай, а то опьянеешь, а тебе надо в норме быть. Вчера, когда мы уже поняли, что с Серегой что-то случилось, я порекомендовал тебя. Кэп хотел на тебя взглянуть. Если, значит, ты ему понравишься, то обещал взять.
– Так уж прямо и взять. А если Сергей появится?
– То сразу же полетит за борт. Кэп таких вещей не прощает. Сереге лучше вообще здесь больше не появляться.
– Ну если возьмет, то с меня большой кабак. А платит-то он хорошо?
– Не боись!
– загадочно ухмыльнулся Василий.
– Ты столько не видел. Но и от тебя многое потребуют.
– Что, например?
– Это он тебе сам расскажет.
– Ё-мое, так надо было трудовую книжку с собой взять, а так-то у меня только права, правда, все категории открыты.
– Свою трудовую покажешь жене. Он тебя и без трудовой как есть расколет. Пойдем пока на палубу, покурим, в каютах-то он нам не разрешает.
– Он что, сам не курит?
– карабкаясь за Васькиной задницей, спросил я.
– Почему же не курит? Курит, но тоже только наверху.
– Крутой, видно, мужик!
Крутой мужик стоял на палубе и внимательно смотрел на меня сверху вниз. Тридцати лет, не больше было за его плечами, но держался он уверенно и спокойно, как будто уже познал мир и теорию Эйнштейна.
– Это кто?
– указал он подбородком в мою сторону.
– Дак Костя. Я же вам вчера про него говорил. Хороший парень, он вчера...
– Тебе что, нечем заняться?
– расстегивая пиджак, только и спросил кэп, но этого оказалось достаточно, чтобы Васька мгновенно провалился сквозь палубу к себе в моторный отсек.
– Ты кто?
– когда мы остались одни, задал он сакраментальный вопрос голосом, лишенным какой бы то ни было интонации.
– Человек!
– радостно и счастливо ответил я.
– Я не о том, я спрашиваю, кто ты есть?
– так
– Я Константин Иванович Гончаров, вот мои водительские права.
– Не нужно. Я тебя откуда-то знаю, только не могу сразу вспомнить, но это не важно. Я всегда вспоминаю, даже если эта встреча была случайной. Ты что хочешь?
Его размеренный, лишенный всякой окраски голос автоответчика совершенно выводил меня из себя, но приходилось затаиться и терпеть. Терпеть не только голос, но и холеную бесстрастную физиономию с умными и жестокими глазами. Поэтому голосом ягненка я ответил:
– Хочу работу.
– Что ты можешь?
– Ничего.
– Это уже лучше. Ты вот так можешь?
– Едва уловимым движением он резко и сильно въехал мне в солнечное сплетение.
Как мне это удалось, я и сам не знаю. Но только уже заходясь в болевом спазме, я что было моченьки пнул его кованым ботинком по голени. Когда меня отпустило, он все еще весело скакал по палубе на одной ноге.
– Вы меня простите, - заискивая, извинился я, - но я не умею по-другому.
Даже не удостоив меня взглядом, прихрамывая, он поднялся в рубку. Уже сверху требовательно и властно спросил:
– Почему грязная палуба?
– Но я...
– Я спрашиваю, почему грязная палуба?
– Вас понял!
– бодро ответил я, скатываясь в машинное отделение к Ваське за необходимой консультацией.
– Да ты чё?
– не поверил он.
– Неужто в самом деле ты его отоварил? Ну и дела! Хочешь не хочешь, а с меня пузырь. Значит, все на мази. Сейчас я покажу тебе все Серегино хозяйство. Там у него чуланчик со всякими инструментами, начиная от швабры и кончая всякими рубанками да гвоздями. Погоди пять минут, что-то у меня одна щетка генератора боит, искрит, сука.
Только теперь воочию разглядев двигательный агрегат катера, я понял, что господин Гончаров есть полный и законченный идиот. Вращающий момент катерным винтам передавали два огромных дизеля ростом поболее моего, и все они были опутаны и увешаны всевозможными датчиками и манометрами. В довершение к ним тут же стояла электростанция. Разобраться во всем этом хаосе мог только очень умный человек, наподобие братьев Черепановых или Карла Маркса. Трепет почтения невольно овладел мною, когда я увидел, как запросто и по-свойски Васька обращается с этими грудами умного и сильного железа.
Мой чулан находился под носовой палубой, которую Васька фамильярно называл баком. Здесь в одном углу стоял верстак со столярным инструментом, а в другом - богатейший выбор всевозможных щеток, швабр и скребков. От такого обилия я немного растерялся, но все равно здесь мне было понятней и приятней, чем в моторном отсеке. Выбрав самое большое ведро, швабру и скребок, я с небывалым рвением и энтузиазмом накинулся на работу. Что-то у меня получалось не так. Грязная вода, которую я старательно пытался согнать за борт, вдруг неожиданно, в самый неподходящий момент возвращалась на только что вымытый участок палубы. Чем-то я себе напоминал Остапа Бендера, когда он так же безуспешно пытался нарисовать на палубе портрет агитатора. С горем пополам через час я все-таки вымыл эту чертову палубу. Измученный, но удовлетворенный и счастливый, я позволил себе сигарету.