Гончаров и погоня за бриллиантом
Шрифт:
– Вот-вот, о хреновине! При внимательном изучении это оказывается подушка. Причем однотонная.
– Ну и что?
– А то, что ее нет. В цветочек есть, а такой нет.
– Естественно. Ваши омоновские быки входили в квартиру не очень деликатно. Я вообще удивляюсь, как это стены остались на месте.
– Ты меня не понял. Подушки вообще нет в квартире. Почему?
– Черт ее знает. Генка, давай определимся четко. Самоубийство это или убийство? Захарыч, что скажешь?
– Все, что мог,
– Насильно или по согласию?
– Господи, да что я там, свечку держал? Видимого физического давления не обнаружили, что же касается морального, то... Возможно, под действием наркотика.
– А что, Гена, хорошая мысль.
– Хорошая, - согласился Ермаков, обсасывая куриную конечность. - Ты мне скажи, куда делась подушка?
– "А подушка, как лягушка, ускакала от меня", - задумчиво продекламировал Захарыч, разливая очередную дозу.
– Ускакала, - согласился Генка, - как и ускакали твои джентльмены-спермодатели.
И вдруг я моментально отрезвел. Удивительно четко дошло, что все время, пока мы были там, эти самые джентльмены находились в подъезде, если, конечно, не спрыгнули с пятого этажа или не ушли через крышу, что сделать, оставаясь незамеченными, да еще с подушкой в руках, очень трудно.
– Генка, как ты считаешь, можно утопить подушку в унитазе?
– Теоретически можно, практически - сложно.
– Ты мини-рынок тряс? В смысле возможного бегства через уличное окно?
– Естественно, два десятка торговок опросили, из тех, что сидят лицом к дому. Никто и ничего не заметил.
– Тогда пойдем.
– Куда?
– В гости. Может, повезет, еще пару-тройку трупов найдем. Да и с тетей Розой не вредно поболтать по душам. По-моему, эта соседушка хитрит или что-то недоговаривает.
– Ты что, серьезно?
– Абсолютно. Душегубы, если таковые были, скрылись в какой-нибудь квартире, хорошо если в своей. А если в чужой, где находился хозяин? Если он не замешан, ему не позавидуешь. Пойдешь, Захарыч?
– Лучше здесь подожду. Можно, Елена?
* * *
Все восемнадцать квартир злосчастного подъезда были проверены тщательным и добросовестным образом, начиная с сортиров и заканчивая балконами. Ничего заслуживающего внимания не оказалось. Все на месте, все цело, замки невредимы, и, что самое ценное, - все живы. Не мешало бы убедиться в алиби хозяев трех квартир, но это так, на всякий случай. Оставалась последняя, семнадцатая. Тетю Розу мы припасли на десерт. У нее, слава Богу, горел свет. Перекрестившись, я нажал кнопку.
– Кто? - быстро, словно ожидая нас, спросил знакомый сварливый голос.
Глазок потемнел,
– Откройте, - начал он неуверенно, милиция.
– Ну и что? Почему я должна открывать милиции? Теперь много всяких милиций. Где документы?
Ермаков послушно продемонстрировал удостоверение.
– Ну и что? А где санкция прокурора?
– Какая санкция? - совсем растерялся Генка. - Мы же не собираемся вас обыскивать.
– Пока, - не выдержав, уточнил я. - Завтра выпишу вам повестку, явитесь к нам сами. Там будет разговор покруче. Пойдем, Гена, у нас эта дама будет любезнее.
Я рассчитал правильно. После продолжительного перезвона замков и цепочек открылась первая дверь. Затем лязгнул запор металлической двери, и наконец мы смогли увидеть тетю Розу - пышную молодящуюся еврейку лет семидесяти. Она разглядывала нас с не меньшим интересом. Очевидно, хитроумная оптическая система двух дверей не давала ей все-таки такой возможности раньше.
– Что за глупые шутки? В одиннадцать ночи поднимать одинокую женщину с кровати...
– Извините, мы завтра повесткой...
– Хватит петь мне на уши! Заходите...
Мы зашли, и оба остолбенели. Дешевая однокомнатная "хрущевка" была превращена в царскую палату. Отделка стоила больше самой квартиры. Инкрустированная мебель, ковры, картины, хрусталь дополняли картину.
– Кучеряво, однако, - не выдержал я.
– Если бы вы не занимались глупостями, а работали, как я, гинекологом, имели бы то же самое. Но ближе к делу. Чего вы хотите?
– Одной девушке нужно помочь, знаете ли, по четвертому месяцу.
– Не берите меня на просто так. Я давно этими глупостями не занимаюсь. Можете сесть, и я дам вам по рюмке коньяку.
– Спасибо, Роза... э-э-э...
– Не кричите ослом. Розалия Моисеевна.
На крохотном журнальном столике она неожиданно проворно организовала выпивку с закуской и, довольная собой, уселась в кресло. Мы скромно пристроились на пуфиках.
– Так чем может быть полезна больная женщина доблестным советским чекистам?
– Российской милиции, - поправил Генка.
– Ага, - согласился я и добавил: - Доблестной советской милиции угодно знать, почему старая повитуха становится наводчицей и подельницей убийц, насильников и грабителей? Ваше здоровье, тетя Роза.
Как в паровозном брюхе, в чреве Розалии Моисеевны что-то долго шипело, ухало, пока громовым раскатом не вырвалось:
– Недоносок, ублюдок! Такое оскорбление мне! Не на ту напал. Завтра же я явлюсь сама. К вашему начальнику. Причем без повестки. Вон!!!
– Господи, да что с вами? Почему вы решили, что я говорю о вас? Тем более вы врач, а не повитуха, - сделал я невинное лицо олигофрена.