Гончаров и портрет дьявола
Шрифт:
В феврале, наши дела выправились, а в марте и апреле опять пошли в гору. Как и все предприниматели, мы исправно платили налоги с заявленного копеечного оборота стараясь основную прибыль держать в тени. В общем мы опять обрели почву и распушили хвост. Обрадовались, да как видно, рановато. Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал. Однажды, в начале мая, это было четвертое число, вторник, я запомнил его на всю жизнь, да будь он проклят. Перед самым закрытием, в салон зашел один невзрачный господин и вежливо попросился к нам на работу.
– Но у нас нет свободных вакансий.
–
– Штат продавцов, сторожей и грузчиков давно укомплектован.
– Ну для меня - то вы местечко найдете.
– Ухмыльнулся он.
– Тем более работа продавца, сторожа или грузчика мне не импонирует.
– И какую должность вы бы хотели получить?
– Заинтересованный его заявлением невольно спросил я.
– Какая работа вас прельщает? Может быть уборщицы?
– Нет, полы я мыть не умею.
– Без тени улыбки ответил он.
– Я хочу быть равноправным совладельцем вашего магазина.
– А может быть ты ещё хочешь чтобы мы чистили твой ночной горшок. Расхохотался я, да видно правильно говорят, что смеется хорошо тот, кто смеется последним. Пошел вон!
– Заявил я ему тогда.
– Вы наверное меня не поняли.
– Не двинувшись с места, он посмотрел на меня холодными рыбьими глазами.
– Когда мы можем пересмотреть устав вашей фирмы и переписать пятьдесят процентов всего имущества на мое имя?
– Ты ненормальный?
– Естественно спросила у него Люба.
– Вы ошибаетесь если так обо мне думаете.
– Не повышая голоса, по прежнему спокойно и даже лениво ответил он.
– Любовь Васильевна, я нахожусь в полном здравии и рассудке. Я в третий раз предлагаю свои услуги и помощь.
– Наглец, мы не нуждаемся ни в чьей помощи.
– Заверещала Люба. Убирайтесь отсюда прочь и чтобы больше никогда ваша нога не переступала этот порог.
– Вы даже не представляете, какой приговор вы себе подписываете своим отказом.
– Поднимаясь ухмыльнулся он.
– До свидания, выгодной вам торговли.
Совершенно убитые мы вернулись домой и в тот вечер Любе впервые стало плохо с сердцем. Наутро я поехал в салон один. В десять часов меня ждал новый удар. Неожиданно приехала комиссия в составе налоговой полиции, налоговой инспекции, представителя из комитета по правам потребителя и двух вредных баб из Горкомторговли. К их визиту мы были совершенно не готовы, потому что плановая проверка была у нас проведена неделю назад. В подсобках у меня лежали кучи не задокументированных товаров, а в сейфе большая сумма "черной" кассы.
Костя, говорю тебе чистую правду. В тот момент я чуть было не наделал в штаны. В общем это проверка трахнула меня так, что я понял, нам уже никогда не подняться на ноги. Кроме сумасшедшего штрафа они наложили арест на все левое барахло. Я отпустил продавцов, закрыл магазин и два часа просидел в полной прострации. Как мне идти домой и что сказать Любе? Это будет для неё страшным ударом.
Но сколько бы я не тянул, она все равно узнает о случившемся, так уж пусть лучше узнает от меня.
– Подумал я и собрался ехать домой. Телефонный звонок остановил меня на пороге. Уже заранее чувствуя недоброе я поднял трубку.
– Ну и как ваше самочувствие?
– Насмешливо
– Вы ещё не надумали взять меня в долю?
– Пошел ты на ...
– Сгоряча я послал его подальше и бросил трубку.
Дома меня ждало новое несчастье. Плачущая дочь бросилась мне на грудь и захлебываясь рассказала, что десять минут назад маму увезли в больницу, признав у неё инфаркт.
– Но раньше ей позвонил какой - то мужчина. Рассказывала дочка.
– Я передала маме трубку и она спросила, кто звонит. А потом она побледнела и повалилась на пол. Я испугалась и побежала к тете Шуре. Тетя Шура вызвала Скорую помощь и они отнесли её на носилках в машину.
Я сразу понял, что звонил тот подонок. Не переодеваясь тут же поехал в больницу, но к Любе меня не пустили, объяснив, что ей нужен полный покой.
Через две недели её выписали. Я привез её болезнено бледную и тут же уложил в постель, запретив думать о случивемся. Ночью она меня разбудила.
– Гера, - торопливо заговорила она, - а ведь я нашла выход. Может быть мне съездить к своей подруге в Самару, или...
– Успокойся и забудь.
– Поправляя ей подушку взмолился я.
– В конце концов жили раньше без джипа, проживем и сейчас. Продадим машину, магазин, заплатим штраф и расчитаемся с производителями за арестованный товар. Все нормально, у нас с тобой ещё остануться деньги. Откроем маленький магазинчик и будем понемногу клевать зернышки. Самое главное, не расстраивайся, все будет хорошо.
– Нет, Гера, я думаю по другому. Мы возьмем в долг у Гринберга сроком на шесть месяцев. Я знаю, он даст под десять процентов. Но просить его об этом должен ты.
– Люба, - попытался я её образумить, - ну зачем нам опять эти лишние волнения.
Но она была непреклонна и чтобы её не расстраивать я согласился.
Станислав Гринберг, войдя в наше положение, ссудил миллион и уже через неделю мы были чисты перед государством и поставщиками. Теперь нужно было работать, работать и работать.
Любу из дома я пока не выпускал. Задыхаясь в бешенной гонке закрутился один. Сам сел за руль старенького КАМаза и заколесил по странам СНГ, выбирая товар подешевле и оплату по реализации. К августу дела начали выправляться и я уже расчитывал пораньше вернуть ссуду.
Шестнадцатого августа я подъехал к "Гранду" к семи часам и потерял сознание.
Магазин взломали под утро. То что смогли вытащить, вытащили, а остальное облили бензином и подожгли. По свидетельству соседей загорелся он под утро, часов в пять с минутами. Пожарные прибыли почти сразу, но сделать уже ничего не могли.
Охранник исчез неизвестно куда. Возможно он убежал от страха, а может быть его увезли с собой грабители и не желая оставлять свидетеля, где нибудь прихлопнули. Но тогда я об этом не думал. Единственной моей задачей было скрыть все это от Любы. Махнув рукой на пепелище я помчался домой, но уже не успел.
Люба с телефонной трубкой в руке лежала на полу. Глаза у неё были приоткрыты. Я подумал, что она жива и это просто второй инфаркт. Не двигая её с места я вызвал скорую. Они приехали только для того, чтобы выразить мне свое соболезнование.