Гончаров и смерть репортера
Шрифт:
– Алкаш несчастный, расселся здесь, быстро уматывай.
– Пардон, леди, позвольте вам заметить, что вы не правы по сути, потому как похмелившийся алкаш не может быть несчастен. В душе только что выпившего алконавта поют скрипки Моцарта и щебечет утренний соловей.
– Ты мне тут не философствуй, проваливай поскорее, здесь тебе не распивочная.
– Ах, простите, но куда же я попал, неужели опять по пьянке меня занесло в концертный зал имени Петра ИЛьича Чайковского, в таком случае сбацай ка мне, подруга, пятый концерт Баха и неприменно со скрыпочкой. Нет, лучше Шопена, сегодня в моей душе траур, а в мозгах похоронная медь. Прошу
– Ты мне тут мозги не суши, убирайся пока милицию не позвала, будет тебе Чайковский, будет тебе Жопень, не положено вам здесь квасить, иди вон в кусты и пей себе, хоть залейся.
– Простите меня сударыня, но тогда я не понимаю назначение этого заведения.
– Здесь собираются приличные люди.
– Понятно и они пьют у вас молоко.
– Ну почему же, пьют коньяк, шампанское, я и водочку им наливаю, но они то не тащат её с собой, а отовориваються в моем баре.
– А если и я отоварюсь в вашем баре, вы перестанете гнать меня как шелудивого пса, укравшего у вас кусок вашей грудинки?
– Конечно, для того и столики здесь поставлены, вы что пить будете?
– Бутылку шампанского, четвертинку водки и стакан, шампанское откройте.
– Открыть недолго, ты расплатись сперва. Недоверчиво похрустев сторублевкой она наконец протерла бутылки и стукнула ими о стойку, не забыв при этом отсыпать мне сдачу. Подхватив четвертинку я поспешно вернулсяя на место потому что к павильону козлинной походкой двигался никто иной как волосатый глист по имени Серега, друг и благодетель малолетних проституток и наркоманок.
– А чего это вы шампанское не взяли,
– совсем некстати влепилась бармеша.
– Я же просил вас открыть.
– А сам
– то что, уже не в состоянии. Ты что будешь, Сережа?
– Сразу же забыв про меня, подобострастно обратилась она к тощему подонку.
– Бутылку джина и пачку "ЛМ".Валя, а что это за синяк у тебя торчит?
– А черт его знает, с утра приперся и митингует. Допился уже до чертиков, шампанское открыть не может.
– А, ну тогда все ништяк, пускай отдыхает. Из пацанов никого не было?
– Нет, ты первый. Да и рано еще, десяти нет. С громким шлепком вылетела пробка суррогатного шампанского, а следом раздался призывный вопль.
– Эй, мужчина, заберите свою бутылку.
– Мне не надо,
– заплетающимся языком, с трудом выговорил я плеснул ещё полстакана воды.
– Зачем же заказывал, недотепа, уже лыка не вяжешь, куда я теперь его дену?
– А ты выпей его за мое горе, жена от меня ушла, хоть и баба, а все равно жалко, десять лет прожили...
– Не скули, мужик,
– подсаживаясь ко мне успокоил глист,
– хочешь я тебе козырную телку найду, хоть на час, хоть на весь день?
– Не, телок мне не надо, мне надо мою жену.
– Да чо ты, твоей
– то годов за тридцать будет, а я тебе свежатинки подкачу, прикинь, только тринадцать стукнуло.
– Да пошел ты, пес поганый,
– Едва себя сдерживая посоветовал я мерзавцу.еще одно слово и ты труп.
– Ну
– ну,
– мерзко улыбнувшись он отошел и уже от своего столика добавил,
– За пса я с тобой ещё расчитаюсь, ханурик. Откуда появился этот невзрачный мужичок в затрапезном костюме учителя пения я толком не понял. Он как
– то вдруг и сразу оказался за самым дальним столиком кафе и к нему сразу же выскочила расторопная Валя с чашечкой дымящегося кофе и слоеным пирожком. Благосклонно кивнув он милостливо принял угощение и раскрыв газету, принялся не торопясь прихлебывать его маленькими глоточками. Глист вытянул шею и выжидающе на него смотрел, кажется забыв обо все на свете. Точно так же собаки, в ожидании команды смотрят в глаза хозяину, по одному лишь его движению готовые тотчас сорваться с места и бежать на край света за мозговой косточкой. Честное слово мне казалось, что он негромко повизгивает от нетерпения. Но этот самый, нехороший хозяин кажется не обращает на него никакого внимания. Он так увлекся своей противной газетой, что у несчастного Полкана уже до колена потекла слюна. Наконец учитель пения свернул газету, вытащил пачку сигарет "ЛМ" и не торопясь закурил. Это был сигнал. Но Глист почему
– то оставался сидеть, а откудато сзади из
– за моей спины вынырнул короткостриженный парень с бутылкой пива в руках и неприкуренной сигаретой во рту.
– Папаша, у вас не найдется прикурить? Учитель молча придвинул ему зажигалку. На несколько секунд короткостриженный перекрыл собой стол и самого акта передачи мне засечь не удалось, но он состоялся, это было видно потому как они улыбнулись вполне довольные друг другом. Вторым клиентом музыканта оказалось толстая девица с вазочкой мороженного. Растянув в улыбке гиппопотамов рот она испросила позволение нарушить его одиночество. Сожрав мороженное она закурила, бросив свою пачку "ЛМ" рядом с его. Уходя она их перепутала. Третьим пошел Глист, но смотреть типовой процесс передачи у меня желания не было и потому нетвердой походкой я покинул кафе. Уже сидя в машине, с противоположенной стороны аллеи я больше часа наблюдал за музыкантом. За это время он отоварил ещё пять человек, а одному, очевидно должнику, отказал. К половине двенадцатого, закончив все операции учитель поднялся и побрел в противоположенную от меня сторону, к набережной. Обогнув сквер я выскочил к нему навстречу когда он садился в помятую красную "Оку". Не останавливаясь я проскочил мимо и на первом же перекрестке пропустил его вперед. Потом лениво сел ему на хвост сохраняя дистанцию в четыре машины. Через пятнадцать минут он притащил меня к небольшому жилому дому внутри квартала. Его первый этаж занимала ЗАО "Сокол", Что это такое я решил выяснить чуть позднее, потому что в половине первого мне нужно было кормить Милку какой
– то дерьмом, вчера вечером прописанным народным целителем толи Китая, толи Бурятии. Лишившись веселого дома две Мухи
– Цокотухи откровенно скучали, погружаясь в рутину и навоз деревенской жизни. В доме было неубрано и пахло сигаретами и коровой. Джульбарс выбивал блох прямо на ковре перед телевизором. Полностью поглощенный этими двумя занятиями он не сразу обратил внимание на меня. Впрочем как и его хозяйки возлежащие тут же на диване, пере журнальным столиком заваленным рыбной чешуей и пивными баночками.
– Простите, я не помешал,
– начал было я, но этот урод в образе пса вдруг решил выполнить свой собачий долг. Ощерив прокуренную пасть он с места кинулся на меня. Чисто рефлекторно я дрыгнул в него ногой и тут же под залп мелкокалиберных патронов шлепнулся мордой вниз. И когда я только научусь пользоваться такой замечательной штукой? Пса я убил наповал и поэтому так громко он визжать не мог. Голосили перепуганные сестрицы Алка и Элка. Визжали сначала со страха, а потом в стратегических целях, чтобы напугать меня.