Гончаров разгадывает семейную тайну
Шрифт:
– Придумаем, главное, ее координаты у нас в руках, а ты боялась, дурочка.
– Я же не мог предположить, что мы нарвемся на такую стерву. Но что ты планируешь дальше, я пока ничего путного придумать не могу.
– Я тоже, но в любом случае нам на моей машине к ней появляться нельзя, она может все неправильно истолковать. Значит, для начала нужно пересесть на твою. Вперед, Ухов, и да поможет нам Бог и сорок его апостолов!
Уже через полчаса уховская "девятка" с приоткрытой задней дверцей стояла возле ее подъезда, а я через двор напротив накручивал диск телефона-автомата.
Получив положенное вознаграждение, девица, как и было договорено, тут же исчезла, а я, обогнув двор, вдоль стеночки попрыгал к ее подъезду, моля Бога, чтобы ловушка сработала, потому что в другой раз все будет сложнее и хлопотливее. Сидя за рулем, Макс читал книжку про Азефа, а на третьем этаже хлопнула дверь. Легко, как бабочка, она выпорхнула из дверей и пропорхала вплоть до машины, и тут ее полет был прерван бандитской рукой Гончарова. Подскочив сзади, я распахнул дверцу и чуть изменил направление ее стремительного полета. Пикирующим истребителем, головой вперед она въехала в салон и затихла то ли от испуга, то ли свернув себе шею. Но в этом нам предстояло разобраться позже. Пока я запрыгивал следом, Ухов уже ворочал коробку передач, и, как только дверь за мной захлопнулась, он вылетел со двора и через триста метров свернул в определенный заранее переулок.
Между задней стеной общественного сортира и глухим школьным забором, на кучах битого кирпича и бутылок мы, наконец, перевели дух.
– Ну чего она там, живая, что ли?
– вроде безразлично спросил Макс, но я понял, что этот вопрос его волнует сильно и даже очень.
Осторожно перевернув наш трофей на спину, я, уже готовый к самому наихудшему, попытался нащупать на ее горле пульс. Слава Богу, она была жива, о чем тут же истошно заявила.
– Помогите!!!
– заорала она благим матом, пытаясь выскользнуть из-под моей руки.
– Убивают! Душат!
– Если будешь так орать, то мне придется в самом деле тебя удушить, спокойно пообещал я, надевая на нее свалившиеся очки.
– Узнаешь меня, Викуша?
Мне показалось, что ее глазные яблоки с обезумевшими зрачками сейчас вылезут из орбит и вместе с увеличительными линзами поскачут по салону, но произошло совершенно обратное - они вдруг подернулись мутной пленкой и закатились вверх.
– Нервная девушка, чувствительная, - констатировал я обморок.
– У тебя водочка есть?
– А як же. Я ж понимаю, кого вожу, но только мне кажется, ей больше подойдет хорошая пощечина. Косит, шалава, а может, и нет. Гляди, зенки-то подрагивают. Дай-ка я сам попробую, сейчас узнаем, косит или нет.
Сложив пассажирское кресло, Макс методично и основательно принялся приводить ее в чувство. Почти по локоть он запустил ей под свитер лапищу и начал массированную щекотку. От таких прикосновений проснулся бы и медведь, а ее зрачки оставались на прежнем месте и на щеках появилась
– Нет, кажется, не косит.
– Немного обиженно он выдал свой диагноз и, приподняв девушке голову, вылил немного водки ей в рот. Зафырчав, она ожила и порозовела, но, увидев меня, заорала с новой силой:
– Не хочу! Не надо! Я больше не буду!
– Что это с ней?
– озабоченно спросил Макс.
– Кажется, она думает, что уже в аду, - предположил я.
– Наверное, они решили, что грохнули меня справно и качественно. Поэтому мое появление вызывает у нее некоторое замешательство. Я прав, Викуша?
Наконец до нее дошло, что все происходящее вполне реально и имеет объяснимые причины. Поэтому, закрыв глаза, она сейчас решала, как вести себя дальше: прикинуться ли полной дурой или все от начала до конца отрицать. Второй вариант ей глянулся больше, и, не сходя с места, она сразу же начала атаку:
– Кто вы такие? Так просто вам это не пройдет. Я буду жаловаться.
– И правильно, моя золотая, в нашей правовой и демократической стране свобода и неприкосновенность каждого человека защищены государством. Валяй, твои действия я могу только приветствовать. Но сначала окажи мне маленькую услугу, сообщи адресок своего подельника, тогда и гуляй себе спокойненько и письма в суды пиши на здоровье, и заявления в прокуратуры. Вот только адресочек шепни да как зовут его.
– Кого?
– приготовилась травить баланду Виктория.
– Своего подельника, - любезно напомнил я.
– Того, кто так мастерски долбил мой череп, пока я на тебе лежал.
– Не знаю я никакого подельника, о чем вы?
– Все о том же, о позавчерашнем дне, об угоне моей машины, "девятки" цвета мокрый асфальт. Какие подробности тебя еще интересуют? Ах да, еще вы вытащили деньги и документы. И это у мертвого человека! Нехорошо. Это уже называется мародерство, и по законам военного времени вы подлежите немедленному расстрелу на месте преступления. А так как в нашей стране есть места, где введено военное положение, то мы имеем полное право расстрелять и тебя, - вдохновенно и велеречиво нес я ахинею в надежде, что она сломается, но ошибся.
– Что вы под меня копаете?
– наглея на глазах, поперла она буром.
– Кого вы на понт берете? Козлы вонючие. Не знаю я никакого подельника, и все тут. Откисните от меня быстро.
– Допустим, подельника ты не знаешь, но о том, кому могут принадлежать эти очки, ты должна догадываться, - показал я ей, как последний козырь, свою находку, но и здесь она попыталась выкрутиться:
– Ну и что? Ну, мои очки, что из того? Потеряла я их недавно. Вот и все. И весь разговор. Еще вопросы есть?
– Нет, вопросов больше не будет, - тяжелой артиллерией выстрелил Макс. Теперь я просто тебе расскажу, что с тобой будет через пару суток.
Во-первых, мы сейчас отвезем тебя в милицию, а заодно товарищ Гончаров напишет заявление о том, что ты с твоим пособником собиралась его убить. Это кроме того, что заявление на угон уже существует. Далее в качестве вещественного доказательства он предъявит твои очки, которые сразу же пойдут на экспертизу. Там сразу же обнаружатся мельчайшие крупинки песка и глины с места, где ты их потеряла.